Танцы втроем
Шрифт:
Я посмотрел на своего соседа. Тот сидел на своей кровати, свесив ноги (правая была загипсована), и читал газету. Ко мне была обращена страница с тошнотворным заголовком "Криминальная хроника".
– Эй, сосед! – Окликнул я. "Окликнул" – чересчур, пожалуй, громко сказано. Мой голос был так тих и невнятен, что кроме самого факта произнесения мною каких-то нечленораздельных звуков он, пожалуй, ничего не понял. Но газету все-таки отложил и, с любопытством воззрившись на меня, дружелюбно сказал:
– С добрым утром,
Так, стало быть крепко меня припечатало. Я-то думал, я Кононов, Владимир э-э-э… Андреевич Кононов, а оказалось – накось выкуси. Какой-то Сергей Владимирович. Раздвоение личности?
– С добрым… – насколько мог внятно ответил я.
– Меня тоже зовут Сережей. Тезки, стало быть, – продолжал мой новый крестный папа, черт бы подрал в бога мать его душу.
Я не возражал. Тезки так тезки. Когда выходишь из беспамятства, всегда чувствуешь себя Рип ван Винклем, проспавшим в пещере сорок семь лет и, мягко говоря, утратившим нить событий. В таком положении лучше поменьше говорить и побольше слушать. Таково уж мое профессиональное кредо, которое я, впрочем, не замедлил тут же нарушить:
– А число сегодня какое, тезка?
– Ну ты даешь, – улыбнулся "тезка", который был младше меня по крайней мере лет на восемь, но по, свойственной многим таким хлопцам манере, спешащим перейти на "ты" сразу после первого "здрасьте". Для самоутверждения, разумеется. – Четырнадцатое мая одна тысяча девятьсот девяносто сам догадайся какого года.
– Слава богу, хоть век еще двадцатый, – ответил я в тон ему. – А день недели?
– Дрянной день. Понедельник. Мужикам – похмелье, у девок зуденье.
Странно. Чего-чего, а такой неуклюжей рифмы я в своей жизни не слышал. Скудеет жаргон, господа, скудеет. Да и что это вообще за "девки"? Тоже мне, великий и могучий… А вообще жить еще можно. Все, что я пропустил – это нудную ночь со Смоличем. Куда он, кстати, делся?
– Слушай, а ты видел, как меня сюда притащили?
– Ха! – Оживился Сережа. – Как круто навороченного ключа. Тут и так не очень поспишь, а в два часа ночи вламываются в палату двое с носилками, моему прежнему сокамернику орут "Просыпайся, дорогой, ты выписан!", живо прибегает врач, смотрит, куда тебе влепили, цокает языком, потом колют тебя разной дурью и убегают. Тебя, кстати, где так?
– А чтоб я помнил, – ответил я небрежно, входя в роль "круто навороченного ключа" по имени Сергей Владимирович.
– Ну-ну, не хочешь – не говори. А вот мне скрывать нечего, сам дурак. Баловался с пистолетом и добаловался, – Сережа чуть качнул загипсованной ногой.
Внешне я остался бесстрастен, как мумия, но внутренне все мое существо возопило: "Идиот! Как же ты сразу не догадался!? Это же твой клиент из дома моды, тот, которого ты прострелил у дверей!" Так не бывает. Точнее, почти никогда не бывает. Но раз уж случилось, из этого надо попытаться извлечь
– Пистолетом!? – Деланно удивился я. Симуляция эмоций далась мне с большим трудом и сопровождалась очередной вспышкой головной боли. – Ты, конечно, хочешь сказать, что работаешь в милиции младшим сержантом, что на днях первый раз после армии увидел пушку, побаловался и прострелил себе ногу, да?
В том, что "младший сержант милиции" обидит его до глубины души, я не сомневался ни минуты. И он не преминул обидеться.
– Я? Ментом? Да я, если хочешь знать, частный охранник и любую пушку на завтрак жрал, понял?
– Ну как не понять? Можно понять. Лучше бы ты овсянку на завтрак жрал, здоровее был бы сейчас. Коллега, – добавил я издевательски. Пора было показать, кто здесь хозяин.
Он молчал, по всей вероятности решая, стоит ли погнать на меня серьезно или стреляный дядя, ради которого освободили койку в комфортабельной двухместной палате, заслуживает более нежного отношения.
– Давай по-нормальному, короче, – продолжил я более миролюбиво, с радостью ощущая, как с каждой минутой крепнет мой голос. – Я тоже телохранитель и мне тоже не повезло. Про самострел ты кому-нибудь другому расскажешь, а мне можешь лапшу на уши не вешать…
Дверь в палату стремительно отворилась.
– Что за треп, больные? – строго спросил мужской голос. Врач в палате как капитан на своем корабле – старше любого, будь он хоть трижды контр-адмирал Советского Союза. Ну а уж скромный следователь Кононов для него и подавно "больной". Я, конечно, заткнулся.
– Так-так-так, – он придвинул стул и сел подле меня. – На что жалуемся?
Хорош вопросец.
– Вам виднее, – сказал я. – Я же не знаю, что там у меня под этой штукой.
Я легонько постучал по гипсовому корсету.
– Логично, – согласился врач. – Откуда вам знать?
На секунду я испугался. Его тон показался мне чересчур отстраненным. Так, наверное, он говорил бы, если бы ампутировал мне обе ноги. Врач, однако, поспешил объясниться.
– Коль вы не знаете, я вам расскажу. На самом деле ничего страшного. Пуля не смогла пробить вашу замечательную куртку, вы получили просто очень сильный ушиб, у вас треснули два ребра, синяк на весь левый бок и почти наверняка легкое сотрясение мозга. Которое вы получили уже при падении.
Замечательную куртку. Куртка, право, была недурна, тем более, что ее подарила мне Наташа, но скажите на милость, чего в ней такого уж замечательного?
– А что куртка? – Наивно осведомился я.
– Ну-ну, не скромничайте, Сергей Владимирович. Мне врач скорой помощи показывал: отличная кожанка с удивительно прочной и эластической прокладкой. Если не ошибаюсь, кевлар одной из последних марок.
Я был, мягко говоря, удивлен, но следовало учитывать присутствие в палате моего "коллеги".