Танец ангела
Шрифт:
– Как она?- Вполголоса спросил Николай Андреевич.
– Обе заснули.
– Выпьешь?
Они прошли на кухню. Шугуров выложил из пакета бутылку крепленого вина и упаковку лущеных лесных орехов.
– Нет, я не буду,- отказалась тетя Оля.
– А я грешным делом хлопну стаканчик. Что-то я себя неважно чувствую.
– Конечно-конечно, Николай Андреевич,- согласно кивнула собеседница.- Вы весь день на нервах. Вам сам бог велел причаститься.
– Причаститься,- хмыкнул Шугуров.- Ты меня по имени-отчеству прекращай величать,- он взял стакан.- Я для тебя – Коля. В крайнем случае, Николай,- он порылся в кармане пиджака и вынул перочинный нож со штопором. Распечатал бутылку, налил вина. Почувствовав пряный аромат напитка, его собеседница машинально сглотнула тягучую слюну.- Может, все-таки выпьешь?
– Нет!
– Ну, тогда за наше здоровье!- Шугуров в три глотка осушил стакан и закурил.- Я уже не знаю, куда бог смотрит?- Пробормотал он, вновь потянувшись за бутылкой.- Сколько еще девчонке мучиться? Я уж подумал, все позади. Живи-радуйся! Но нет... Жаль мне ее, сил нет. И парнишку покалечило. Я с врачами разговаривал, они даже понятия не имеют, насколько серьезно травмы в дальнейшем скажутся.
– Будем надеяться, что все обойдется,- сказала тетя Оля.
– Да,- хмуро кивнул Шугуров,- будем надеяться.- Он залпом осушил второй стакан и принялся хрустеть орехами.- Угощайся, Оля. Ты мне про себя что-нибудь расскажи...
– Нечего мне рассказывать, Николай. Ничего интересного в моей жизни не было.
– Ну-ну,- похмыкал Шугуров.- Такая как ты много интересного рассказать может.
– О чем это ты?- Насторожилась собеседница.
– Лишнее, наверно, сболтнул? Извини... Меня чужие тайны не интересуют. К девочкам ты относишься как к родным. А больше мне ничего не нужно. Без обид, Оля.
– Ты меня не обидел. В жизни все оступаются. Я не исключение,- она взяла горсть орехов.
– Согласен,- Шугуров вылил из бутылки остатки вина.- За тебя! Будь здорова!
Допив вино, Шугуров еще какое-то время сидел, словно в оцепенении. Оля ушла к девочкам. Как только она вышла, он крепко сжал веки и вытер навернувшиеся на глаза слезы. Вытащил из кармана телефон и набрал номер Ярика:
– Здравствуй, Антон. Не помешал? Ты говорил, что готов приступить к съемкам. Придется подождать. У Кати друг на мотоцикле разбился... Не время сейчас.
– Николай Андреевич, я сейчас приеду. Готов помочь и ей, и вам...
– Спасибо, но не стоит. Созвонимся позже, созвонимся через несколько дней, когда все прояснится. Потому что мальчишка плох, очень плох...
– Хорошо, буду ждать звонка. Передавайте от меня привет Кате.
– Спасибо, Ярик. Спокойной ночи.
– До свидания, Николай Андреевич. Спокойной ночи.
Ярик положил телефон на журнальный столик.
– Что случилось, Антон?- Спросила его подруга. Она тоже отложила книгу в сторону.
– Помнишь, я тебе рассказывал о сестрах, Катя и Соня?
– Помню.
– У Кати друг на мотоцикле разбился...
– Какое несчастье...
– Я поработаю,- Ярик встал и прошел к компьютеру.- Ты знаешь, мне пришла в голову мысль. А не написать ли о них книгу?..- Он сел за компьютер.- Это будет книга о любви, о силе любви! Потому что я верю, любовь этой девочки одолеет все преграды!
Подруга с улыбкой смотрела на него. Она тоже поднялась с постели и воскурила благовония на домашнем алтаре перед статуэтками будд и бодхисаттв.
Жил Забалуев на окраине города в кирпичном двухэтажном особняке.
– Вы меня подождите,- попросила Люба таксиста, протягивая деньги.- Я недолго. Но в любом случае заплачу вам.
– Хорошо,- кивнул тот.
Люба подошла к кованым ажурным воротам и нажала на кнопку звонка, и повторила это еще несколько раз, пока в доме не хлопнула входная дверь, и не послышался ворчливый голос Забалуева:
– Кто там?! Делать больше нечего?..
Но как только он вышел из ворот, она влепила ему пощечину. У Виталика даже ноги подкосились от такого удара. Одной рукой он схватился за лицо, а другой принялся отбиваться от Любы. А та шла на него приступом:
– Денег тебе не хватало, сволочь?! Подонок!!! Да, будь ты проклят, Забалуев!!!
– Да, не в деньгах же дело, Люба!- В голос закричал он, изловчился и поймал ее в объятие. Она еще несколько раз брыкнулась и затихла.
Таксист смотрел на них с нескрываемым любопытством.
– Не в деньгах же дело, Люба,- повторил Забалуев.- Ты мне так больно сделала в тот вечер. Так больно мне еще никто не делал... Я напился и пьяных глупостей наделал... Каюсь, лучше бы я в вытрезвитель попал. Лучше бы меня гопота отбузгала...
– Что же ты наделал, Витя?- Услышав все это, Люба обмякла.- Они ведь ушли, и я не могу найти их.
– Вернутся, у них же документов нет.
– Нет, Витя, они уже не вернутся. Ты моих родителей не знаешь,- покачала головой Люба.- Нам их теперь искать нужно.
– Найдем!
– Я тебя сегодня убить рада была,- сказала Люба.
– Ну, прости ты меня,- прошептал ей на ухо Забалуев.- Я тебе говорю, пьяный был! Не соображал ничего... Идем, чаю попьем, посидим, поговорим по-человечески. С бабушкой моей познакомишься. У меня, кроме нее, никого нет... Пора ей правнука показать. А стариков твоих мы найдем. Обещаю.
– Хорошо,- кивнула Люба.- Таксиста только отпусти...
А ее родители в это время сидели в окружении бродяг возле костра на свалке. Алевтина Александровна засыпала, глаза у нее слипались, и временами она проваливалась в прошлое. В те времена, когда над ее головою светило жаркое солнце страны хана Узбека. А ее муж негромко говорил и бродяги слушали его так, как дети слушают сказку, рассказанную им на ночь.
– Святая Русь,- глядя на огонь, улыбался Анатолий Сергеевич. За годы, прожитые в России, он сильно состарился, почти потерял веру в людей и лишился крыши над головой. За эти годы его любимая дочь на глазах превратилась в расчетливое беспринципное чудовище. Но к родине чувство любви и какой-то детской привязанности Стрекалов так и не утратил. Он любил эту землю, леса и поля, отравленный городами воздух, любил это небо холодного слегка стального оттенка, любил восходы и закаты.
Его жизнь к этому времени потеряла смысл, а идеалы были растоптаны. Под этим небом ни он сам, ни его супруга не были нужны никому.