Танец для двоих
Шрифт:
— Ну, — произнес за спиной вкрадчивый голос, — какое ты напишешь?
Невольно обернувшись, он увидел перед собой невысокого мужчину с породистым, но неприятным лицом. Тот улыбался ему одними губами. Глаза же пришельца оставались холодными и словно пытались Сашу прощупать изнутри, попробовать, какая у него душа. И этого Саше не хотелось совершенно, потому что он откуда-то знал — этот тип, попробовав его душу, уже не отдаст — сожрет…
И рисовать не хотелось.
— Не умею я рисовать, — проворчал он, отодвигаясь от мольберта.
—
— Помнится, этот петух был придурок, — усмехнулся Саша. — Он посчитал жемчужное зерно пустой вещью…
— Ну прости, — развел руками гость. — Ошибся в сравнениях… Знаешь, с тобой вообще трудно. Ты почему-то всегда пытаешься разрушить твердые представления.
— О чем? — не понял Саша.
— Например, о грехе…
— Я об этом никогда не думал, — признался Саша. — Да и сейчас не могу понять, что ты имеешь в виду…
— Ты совершаешь грех, а потом исправляешь его… Злачное место пытаешься наполнить красотой… Ты странный тип. И вот ведь что интересно… Живя на грани, ты остаешься самим собой.
— Сейчас все живут на грани, — рассмеялся Саша. — Думаю, не без твоего участия так получилось…
Гость его почему-то нахмурился и коротко рассмеялся, словно кашлянул. Или — каркнул.
— Я не беседовать пришел, — проворчал он, откидываясь на спинку кресла. — Давай рисуй… Времени у тебя мало. Впрочем, его ни у кого почти не осталось…
Саша было подчинился этому приказу, но вдруг отодвинул мольберт.
— Не буду, — сказал он. — Это у тебя нет времени на раздумья… Может, потому ты и делаешь столько глупостей. А я должен подумать…
Его слова гостю не понравились. Он приподнялся и посмотрел на Сашу глазами, полными злобы. Губы его слились в одну тонкую ниточку, и теперь их почти не было видно…
Он что-то прошипел, как придавленная змея, — и подул ледяной ветер, такой сильный, что Саша чуть не полетел, но успел схватиться за мольберт.
— Папа!
Он очнулся.
Саша стояла перед ним и смотрела встревоженно.
— Я тебя разбудил…
— Ты кричал, папа, — сказала девочка серьезно. — Наверное, к тебе во сне какие-то чудовища приходили…
— Спасибо, что разбудила, — проговорил он, пытаясь улыбнуться. «Вот глупый, — мысленно отругал он себя. — Разбудил ребенка…»
— Если тебе снится кошмар, надо читать «Отче наш», — серьезно посоветовал ребенок. — Все чудовища до смерти боятся молитв и ангелов…
Она совсем по-взрослому поцеловала его, перекрестила.
— Теперь никто к тебе не подберется, — пообещала она.
Он хотел спросить ее, откуда она все это знает, но девочка уже
«Ольга», — догадался он. Его сестра. Хорошо, что хоть она понимает его… И помогает по мере сил…
Он откинулся на подушку и долго лежал с открытыми глазами, наблюдая, как по потолку иногда ползут светлые блики — отражение света фар проезжающих машин. Потом он все-таки заснул — когда небо немного посветлело, пропуская в этот мир дневной свет…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Катя не могла понять, почему она проснулась сегодня с таким щемящим чувством — точно ей обязательно надо что-то сделать. Именно сегодня. Обычно, если у нее выдавался выходной день, она, наоборот, просыпалась спокойная, радостная и около часа просто болталась по квартире, пила кофе и наслаждалась ничегонеделанием…
Сегодня же она вскочила и, словно забыв, что никуда идти не надо, металась по квартире, торопясь куда-то, сама даже еще не решив, куда она торопится.
— Вообще-то я сегодня выходная, — напомнила она себе.
Она попыталась остановить себя и села у старого рояля. Надя уже убежала в школу, и никого в доме не было.
— Что это со мной происходит? — спросила она у себя. — Почему меня кто-то торопит — там, внутри?
Она быстро нашла этому своему странному состоянию объяснение — просто переутомление сказывается, постоянное напряжение… Когда ты все время только и делаешь, что спешишь, начинается истерия…
— Ну да, у меня просто приступ истерии…
Она дотронулась до клавиш, и тут же в голову пришла мысль, что уборка квартиры никуда не денется, можно этим заняться позже, а сегодня надо пойти куда-нибудь, где тишина, покой, звон колоколов… Красота… Надо привести в порядок свою душу.
А то невесть куда заведет такое вот состояние…
Она оделась и вышла на улицу, удивляясь тому, что вчерашняя непогода сменилась. Теперь на улице было тепло, и падал такой сказочный снег — крупными хлопьями, превращая серые здания в ожившие рождественские открытки.
Она проехала на трамвае несколько остановок, а потом пошла вверх — мимо высоких домов, словно взбиралась-то не в гору — в небо, все выше и выше, и вот уже шла мимо маленьких домиков, точно оказалась в деревне, а потом показался монастырь…
Катя остановилась в воротах. Прикрыла глаза, впуская в душу тихую гармонию, и только когда почувствовала себя спокойной, открыла глаза снова.
«Когда-нибудь я все-таки приду к вере, — подумала она. — Сейчас я им просто завидую, этим людям, которые нашли ответ на свой вопрос… Почему же у меня это не получается? Ведь я давно хожу сюда, потому что только здесь я нахожу остатки гармонии, только здесь нет пошлости, вульгарности и диссонанса… Даже в консерватории иногда сталкиваешься с хаосом звуков, но здесь — нет. Маленькие заповедники…»