Танец для двоих
Шрифт:
Она вздохнула и пошла дальше по дороге… Колокол звонил сегодня особенно радостно, или ей так просто показалось?
Словно ее тут ждали. И вот теперь, когда она сюда пришла, она сделала что-то важное. «Порадовала ангелов», — улыбнулась она про себя, открывая тяжелую дверь.
— Я не пойду, — сказал Саша.
— Почему? — поинтересовалась Ольга.
— Потому что…
— Ты просто ребенок.
— Нет, я просто не могу иногда тебя понять…
— Ну, знаешь…
Ольга продолжала
— Я, между прочим, тоже тебя не всегда могу понять, — сказала она. — Мог бы пойти хоть сегодня мне навстречу…
Он промолчал. В принципе ему даже хотелось сегодня пойти с ними — с двумя своими любимыми девочками, вот только торчать на службе ему совсем не хотелось.
— Папа, — попросила Сашка, — мне кажется, что тебе сегодня обязательно надо пойти с нами… Тебе трудно порадовать нас и ангелов?
Насчет ангелов он не знал. Вряд ли они будут так уж рады его приходу. А насчет Сашки…
— Ладно, — вздохнул он. — Вы просто вымогательницы… Меня оттуда выгонят.
— За что это? — удивленно спросила Оля.
— Я закоренелый грешник…
— Бог вообще-то не Генеральный секретарь, — улыбнулась Ольга. — Никто тебя не выгонит… Даже не поинтересуются твоими «грехами», если ты сам не захочешь об этом говорить…
Они сели в трамвай, и всю дорогу Саша чувствовал себя почему-то как ребенок, которого ведут то ли в театр, то ли в зоопарк… Он даже не выдержал и тихо пропел:
— «В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора, я поведу тебя в музей, сказала мне сестра…»
— Давай-ка все-таки не продолжать, — серьезно посмотрела на него Оля. — Ты иногда ведешь себя как маленький… Не знаю уж, как ты справляешься с Сашкой…
— Это она со мной справляется…
— Ну конечно, я и не сомневалась… Бедный ребенок…
— Кто из нас двоих?
— Ты!
Они вышли и шли вверх долго-долго, Саша уже начал думать, что они так и будут идти, пока не упрутся головами в самое небо…
У входа Оля попросила его:
— Пожалуйста, веди себя прилично…
Он кивнул ей, пряча в глазах усмешку. «Все-таки трудно иметь такую серьезную младшую сестрицу», — подумал он.
Но подчинился ей — иногда ему начинало казаться, что Ольга и в самом деле умнее его…
Они вошли в храм, и Саша невольно вздрогнул.
Сначала он решил, что этого не может быть, ему почудилось…
Она стояла, склонив слегка голову, и прядь волос, выбившись из маленькой круглой шапочки, была золотой в отблеске свечей.
Он замер, пытаясь не дышать. Ему казалось, что одно неверное движение — и видение это исчезнет… И еще ему подумалось, что если бы сейчас ему протянули краски, мольберт, он знал бы наверняка, кого он должен рисовать. Этот нежный профиль, слегка опущенный, глаза, смотрящие вдаль, — он был уверен, что сейчас она видит что-то недоступное ему, потому что он-то ее меньше, хуже, да что говорить — он слепец… «Тайно образующее…»
Это не хор
Он невольно подался вперед, сделав к ней два шага и еще один. Остановился, все еще не отводя взгляда, точно боялся, потому что откуда-то знал — стоит ему отвернуться, и видение в самом деле исчезнет…
Она почувствовала его взгляд, обернулась. В ее огромных глазах сначала мелькнуло удивление, потом испуг. Казалось, она его узнала…
Он не знал, что ему делать. Ему ужасно хотелось сказать ей что-то важное, чтобы она его поняла, потому что больше всего на свете он хотел сейчас ее понимания. Но вместо этого он расплылся в отвратительно глупой улыбке, как ему казалось, и прошептал едва слышно:
— Здравствуйте, Екатерина Андреевна…
От неожиданности Катя замерла, боясь обернуться. Голос был ей знаком, но она все еще не могла определить откуда… Медленно, стараясь держать себя в руках, она поставила свечу, перекрестилась и только потом обернулась.
Она его сразу не узнала — там, в толпе, он выглядел по-другому, точно ему передавалась эта беспокойная суета, чужие мысли, не всегда добрые и хорошие. Или это она, Катя, подверженная чужим настроениям, восприняла его не так, неправильно? Сейчас она обратила внимание на то, что черты его лица удивительно тонки и гармоничны, и еще — у него, оказывается, очень длинные и густые ресницы, как у барышни… Она совсем его теперь не боялась, странно, но это так… Более того, он отчего-то теперь вызывал в ней симпатию и доверие.
— Здравствуйте, — улыбнулась она и тут же остановилась, потому что до нее дошло — он знает ее имя…
Снова вспыхнули прежние опасения: если он его знает, то следил за ней, и Боже, как это гадко, что он следил…
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — холодно поинтересовалась она, стараясь не смотреть в его сторону.
Они разговаривали шепотом, но ей казалось, что все их слышат и сейчас наверняка сделают замечание — храм все-таки не место для…
«Чего? — спросила она себя. — Для свиданий. Для любовных свиданий… Боже, неужели я так поглупела? Что за мысли лезут мне в голову?»
— О, это долгая история, — тихо рассмеялся он. — Катя, здесь нельзя разговаривать… Знаете, я не могу позволить вам снова растаять в пошлой и глупой темноте… В конце концов, кто знает — может быть, наша встреча здесь была задумана Господом? Я буду ждать вас после службы… Хорошо? Только не отказывайтесь! Поймите, я…
Он замолчал, слова замерли у него на губах, и сейчас он напомнил Кате мальчика-подростка, растерянного, трогательного… Она поймала себя на том, что ей отчаянно хочется ему улыбнуться, но вместо этого она сухо кивнула и тоном школьной строгой учительницы сказала: