Шрифт:
В детстве к нему ластились самые дикие и пугливые кошки, а истошный лай блуждающих по округе собак мгновенно стихал, стоило им учуять его приближение. Привыкшие к необычной реакции уличных животных соседи по дому и мать мальчика вскоре перестали придавать особого значения интересному факту, только отдельные дежурившие у подъездов бабушки продолжали удивляться поведению меньших братьев. Сам маленький Данька жил в мире, где беззвучные разговоры с птицами, цветами, деревьями, насекомыми и прочими обитателями удивительного мира его двора были делом обычным, таким же, как словесное общение со знакомыми ребятами и их взрослыми родителями. Когда беззаботный детсадовский возраст сменился школьной порой с ее распорядком и нагрузками, мальчик показал себя прилежным
Все началось с нежданного визита маминой подруги Антонины промозглым ноябрьским вечером. Сама хозяйка дома задерживалась по дороге с работы, поэтому до ее прихода парню пришлось оторваться от комедийного сериала, поставить на огонь чайник и четверть часа вести скучную беседу с гостьей. Вскоре запыхавшаяся мать, наконец, появилась на пороге и только успела поздороваться с подругой, как сразу же была огорошена ее заявлением:
– Жаль, быстро вернулась! Я за целый день только-только успела себя нормальным человеком почувствовать.
– В смысле? – опешила хозяйка.
– Голова с утра болела, места не находила. А поговорила с твоим сыном немного – как рукой сняло. Боюсь теперь от него отходить! Может, ваш зеленый чай такой целебный, но это вряд ли, – тетя Тоня добродушно рассмеялась, потрепав Даню по пышной шевелюре. – Я давно подметила, что мне легче становится в его присутствии.
В ответ мать предпочла промолчать, изобразив на лице нечто вроде надменной полуулыбки и, не дав своей подруге развить тему, потащила ее судачить на кухню.
Антонина была женщиной из той породы людей, для которых общение с многочисленными знакомыми, казалось, могло заменить пищу со сном и совершенно точно являлось подлинным смыслом их бытия. Неудивительно, что пущенный ею слух о целительных способностях сына подруги, как водится приукрашенный и раздутый молвой, пустил корни в среде знакомых матери Данила. Теперь почти всякий раз, когда мама принимала гостей, они старались как-бы невзначай заговорить с Даней, некоторые подчеркнуто вежливо, другие же с напускным панибратством, а когда чувствовали, что контакт налажен, жаловались ему, словно лечащему врачу, на свои многочисленные болячки. Парень поначалу терялся, не зная, как реагировать, но будучи человеком бесконфликтным и добросердечным с вниманием выслушивал их рассказы, постепенно привыкая к своей новой роли. Однако же главная причина его терпимости заключалась в окончательно раскрывшемся после долгого созревания даре проникать внутренним взором туда, куда обычный взгляд заглянуть был не в силах. Стоило юноше лишь немного заострить внимание на находящемся рядом человеке, как Даниле в самых общих чертах прорисовывалось состояние его здоровья, точнее запас жизненной силы, плавная циркуляция которой исцеляла, восстанавливала и поддерживала изношенный годами и недугами организм. По невидимой для обычных людей маске на лицах обреченных, он безошибочно определял тех, чьи дни были сочтены, что довольно скоро подтверждала скорбная весть об их кончине. Почему запускается процесс исцеления и как он протекает Даня не знал. Все что от него требовалось – уединиться с обратившимся за помощью человеком и обмениваться с ним необязательными фразами о последних происшествиях, сюрпризах погоды, успехах в учебе, а иногда вовсе обходиться без слов, пока больной не ощутит приятное, расслабляющее мышцы тела тепло. Такой симптом свидетельствовал о возобновлении естественного течения жизненной силы, чаше всего временном, не приводящем сразу к победе над недугом, однако снимающим боль, тяжесть, дискомфорт, дающим тем самым уставшему организму передышку в изнурительной схватке за выживание, и, что важнее всего, обнадеживающим возможностью полного излечения с возвращением утраченной радости бытия. Этот толчок помогал сделать самый трудный, первый шаг на пути к исцелению, а уже последующие встречи больного с Данилом, количество которых зависело от тяжести каждого конкретного случая, не давали свернуть с него и закрепляли наметившуюся тенденцию.
Поначалу парень воспринимал становившийся все более плотным график аудиенций как свою почетную обязанность в оказании помощи ближним, но вскоре настолько с ним свыкся, что всякий редкий вечер без общения с человеком, расположившимся в отведенном специально для посетителей кресле расценивал как пустой и потерянный. Мать искренне считала сына человеком особенным, рожденным ею для какой-то светлой миссии и потому втайне радовалась открывшемуся у Дани дару, хотя теперь значительно больше беспокоилась за его институтскую успеваемость. Будучи женщиной властной и практичной, она сразу же жестко упорядочила хаотичные на первых порах визиты знакомых в свою квартиру, введя железное правило предварительной телефонной записи, процесс которой вместе с последующим составлением расписания для встречи с сыном сама осуществляла от и до.
Приходили к Данилу в основном материны знакомые, соседи, их многочисленные родственники и приятели. Изредка звонили по телефону, а иногда и в дверной звонок непонятно каким образом прослышавшие о целительской силе юноши люди, однако хозяйка квартиры не желала видеть рядом с сыном незнакомцев без всяких, пусть даже самых сомнительных рекомендаций.
Сложнее всего было под благовидным предлогом отказать в помощи тем, на чьих ликах явственно проступал равнодушный оскал смерти. Но, к счастью, подобные посетители появлялись крайне редко. Выслушав маловразумительные объяснения парня о невозможности нащупать энергетический поток, они, преодолевая разочарование и слабость, как правило, без лишних вопросов удалялись словно тени доживать свои дни на земле.
Случались и забавные эпизоды: живущая этажом ниже дама после трех сеансов полностью избавилась от частых приступов головокружения, а некоторое время спустя позвонил ее недовольный муж и долго сетовал на вернувшийся к супруге скандальный нрав, сошедший было на нет из-за ее «несмертельного», по его выражению, недомогания. В другой раз быстро пошедший на поправку аллергик признался, что поначалу сомневался в целительском даре юноши и поэтому проспорил своему менее скептически настроенному приятелю ящик водки, отчего немало огорчился. Некоторые из не чаявших души в своих домашних питомцах намеревались поставить их по записи в очередь наряду с захворавшими хомо сапиенс, а самые ушлые предлагали переходить на новый уровень целительской карьеры с использованием видеосвязи в мессенджерах. На подобного рода курьезы и просьбы Данил отвечал немой улыбкой и невозмутимым спокойствием, показывая всем своим видом невозможность изменения заведенного мамой порядка, который и сам считал для себя оптимальным.
Несмотря на опасения матери, быстро ставшая ежевечерней помощь приходившим людям отнюдь не шла в ущерб учебе. Скорее напротив: постоянно сталкиваясь вплотную с настоящим человеческим горем, отнимающим радость естественного течения жизни, юноша в полной мере оценил возможность с легкостью впитывать молодым здоровым рассудком необходимые для получения специальности знания. Вот только сразу после занятий ему приходилось спешить домой, чтобы успеть побыть одному до прихода матери и первого посетителя. Особого сожаления по поводу пропущенных тусовок с одногруппниками он не испытывал до тех пор, пока не пригляделся к однокашнице Полине, обычно сидящей в лекционных аудиториях на скамье прямо перед ним. Уже через несколько дней после того, как она попала в поле зрения Дани, ему нестерпимо захотелось ближе познакомиться с обладательницей вьющихся черных волос, шелковым водопадом спадающих на изящную линию плеч и стройную спину, а лучшего места для этого, чем студенческая вечеринка сложно было вообразить.
Конец ознакомительного фрагмента.