Шрифт:
В город своего детства я приехал без сколько-нибудь веской причины, если не брать в расчет его растущее изо дня в день неизъяснимое притяжение, выливающееся неотступными воспоминаниями и ночными сновидениями. Давным-давно случившиеся здесь эпизоды из собственного бытия всплывали в сознании с поразительной ясностью, словно пузыри с темного илистого дна на зеркальную поверхность безмятежного лесного озера, заставляя меня вновь и вновь переживать связанные с ними ощущения и эмоции. Как оказалось, прошедшее с тех пор время притупило лишь часть из них, при этом значительно усилив чувства неловкости, раздражения, а иногда жгучей вины за произнесенные тогда слова и опрометчивые поступки или, напротив, ничем не оправданное бездействие. Эти вырвавшиеся из хранилищ памяти моменты когда-то прожитого, сны искусно вплетали в свою ткань, расцвечивая новыми красками и волшебным образом преображая до неузнаваемости
Изначально я собирался остановиться в гостинице, чтобы посвятить несколько дней бесцельному брожению по знакомым улицам, но перед самым отъездом при общении в соцсети проговорился о своих намерениях другу детства Виталику, так и не выбравшемуся из городка несмотря на все грандиозные планы времен школьной поры. Он сразу же написал мне сообщение, с предложением погостить в его «берлоге со всеми удобствами» и тем самым скрасить бытие закоренелого холостяка. Отказываться от такого приглашения, больше похожего на просьбу, было бы глупо, к тому же я боялся обидеть приятеля отрицательным ответом без веских на то оснований, а потому по прибытии на малую родину сел в такси у железнодорожного вокзала и огласил его адрес.
Спустя полчаса мы с Виталиком на правах старых приятелей вели теплый и непринужденный разговор, сидя за наскоро накрытым столом в его маленькой кухоньке. Собственно говоря, особых новостей у нас друг для друга не оказалось припасено по причине регулярного общения в соцсетях и чатах на протяжении многих лет, поэтому беседа стала сразу же напоминать вечер воспоминаний, хотя часовая стрелка кухонных ходиков указывала на римскую цифру десять, а в окно пробивались первые лучи низкого зимнего солнца.
– Ну разве у меня хуже, чем в «Радуге» или «Планете»? – периодически восклицал Виталик с наигранным недоумением, стараясь не дать навеянной мыслями о былом меланхолии окончательно овладеть нами.
Названия двух гостиниц моментально воскрешали в памяти безбашенные ребячьи велогонки и более поздние тусовки старшеклассников на залитых электрическим светом центральных улицах городка, где располагались «Радуга» с «Планетой». Казалось, каждая фраза нашего разговора была отсылкой к прошлому и могла иметь хоть какой-то смысл только в контексте давно минувших дней. Наверное потому, что мы оба осознавали невозможность вновь ощутить присущую той навсегда ушедшей поре радость, бьющую фонтаном без особых причин от рассвета и до заката, витавшую в пространстве кухоньки грусть вряд ли можно было назвать светлой. К тому же покрытое сеткой мелких морщин лицо друга детства, заметная одышка, подрагивающие пальцы рук, а главное, какая-то печать обреченности в его некогда искрившихся задором глазах, совсем не добавляли мне настроения. Я будто глядел в колдовское зеркало, прекрасно отдавая себе отчет в том, что сам теперь выгляжу похожим образом, и растянутый во времени процесс моего превращения в старую развалину не под силу остановить ни одному эскулапу из всего подлунного мира.
– Извиняй, дружище, но мне все же стоит сегодня появиться на работе, а то в мое отсутствие такого напортачат, что потом за год не разгрести. Как дети малые право слово! – с плохо скрываемым раздражением заявил Виталик после краткого телефонного разговора, будильником ворвавшегося в гипнотическую атмосферу нашей кухонной посиделки. – Вернусь ближе к вечеру, а ты пока отдыхай. Или сходи куда, прогуляйся по местам своей боевой славы. Ключи на тумбочке в прихожей…
Он быстро собрался и ушел, а я, вперив взгляд в тарелки с закусками, так и продолжил сидеть за кухонным столом, прикидывая дальнейший план действий. В вагоне поезда стояла жуткая духота и постоянно плакал грудной ребенок, поэтому ночью толком выспаться мне не удалось. Для начала можно было немного покемарить, а уж затем со свежими силами отправиться в пеший тур по улицам, буквально кишащим призраками прошлого. Даже во время недолгой дороги от железнодорожного вокзала до дома Виталика я успел испытать массу противоречивых эмоций, наблюдая проплывающие за окнами автомобиля такси городские очертания. Каждый микрорайон, двор или отдельное строение являлись для меня этакими архитектурными триггерами, способными одним своим видом активировать давно вытесненные в глубины подсознания переживания.
По-свойски развалившись на диване в большой комнате, я закрыл глаза и вскоре оказался в состоянии между бодрствованием и сном, где размывается грань, отделяющая реальность от иллюзии. Продолжающие по инерции возникать внутри черепной коробки мысли перестали получать должную подпитку в виде всецелого внимания к себе, вследствие чего погибали еще до того, как дать многочисленные побеги. Незамутненное сознание дарило блаженный покой, который в свою очередь выливался расслаблением каждой клеточки утомленного тела. Доносящийся с улицы шум расчищающего дороги от снежных заносов трактора гармонично сливался с царившей в квартире тишиной и звучал теперь своего рода колыбельной, помогающей плавному засыпанию.
Однако окончательно уснуть мне помешало в какой-то момент возникшее вдруг ощущение, будто я в комнате не один. Оно не несло с собой никакого страха или дискомфорта, но все же мои веки разомкнулись сами-собой, безотчетно повинуясь вполне естественному импульсу, идущему от инстинкта самосохранения.
– Прошу прощения, не хотела вас будить… – почти шепотом произнесла невесть откуда взявшаяся женщина, стоявшая посреди гостиной.
По идее, в такой ситуации мне следовало машинально вскочить на ноги в паническом страхе, но острая реакция словно увязла в овладевшей моим естеством сладостной истоме, не давала испугу диктовать свою волю.
– Кто ты? Как попала в квартиру? – наконец вымолвил я, подняв голову.
– А я вас сразу узнала по фото, которые Виталя показывал. Вы ведь с ним старые друзья, верно? – отозвалась она уже достаточно громким голосом.
На вид незнакомке было около тридцати лет. Ее лицо источало свежесть пришедшего с мороза человека, изучающий взгляд серых глаз пронизывал насквозь, длинные русые волосы падали на плечи, а светлый кардиган свободного кроя придавал силуэту изящества и невесомости.
– Будем знакомы, меня зовут Анастасия. Можно просто Настя, – непринужденно продолжила она. – Уже скоро год, как мы с Виталей встречаемся, правда до сих пор так и не съехались. Он часто бывает в моем доме, ну а я приезжаю время от времени сюда, чтобы навести порядок и приготовить нормальную еду для его больного желудка. С гастритом шутки плохи…
Произнесенные слова несколько прояснили ситуацию. Я с облегчением выдохнул, после чего поднялся с дивана и, назвав свое имя, сообщил Анастасии о неподдельной радости вследствие столь неожиданного знакомства, при этом шутя добавив:
– Как был Виталик сам себе на уме, так и остался! Ведь изловчился ни разу в нашей с ним переписке не обмолвиться о вас, постоянно прикидываясь одиноким бобылем. Мог бы хоть сегодня открыть свою тайну и предупредить о вашем возможном визите!
– Зато мне все уши прожужжал про своего друга детства, с которым продолжает поддерживать связь через соцсети! И фотографии ваши частенько показывал, – улыбнулась женщина, окончательно снимая вызванное своим появлением напряжение.
– Правда? И что же он рассказывал? – поинтересовался я.
– Много чего… Например, как вы лизнули в такую же стужу железную лесенку, – сходу ответила Настя, кивнув головой в сторону окна, за которым начинался морозный январский день.
Этот эпизод из детства хорошо запомнился мне на всю жизнь, поскольку именно тогда я впервые ощутил ужас ловушки и узнал солоноватый вкус своей обильно хлынувшей крови. Прощание с иллюзией того, что настоящая опасность подстерегает кого угодно, только не меня, случилось во дворе детского сада в пылу веселой до самозабвения игры. Наверное потому, что мы с самого раннего возраста познаем окружающий мир, иногда пробуя на вкус находящиеся в нем предметы, мне захотелось лизнуть опору металлической дугообразной лесенки. В результате язык мгновенно примерз к крашенному железу, а воспитательница заметила неладное лишь тогда, когда я оказался в окружении прекративших резвиться ребят, среди которых был и Виталик. По какой-то непонятной причине Юлия Ивановна не стала отогревать примерзший орган вкуса дыханием и не сбегала за стаканом теплой воды, а встав у меня за спиной, обхватила мою голову руками и дернула ее на себя уверенным движением. Освобожденный таким образом из коварной ловушки, я зарыдал еще пуще не столько от боли, сколько от вида собственной крови. Тот день запомнился еще и тем, что после обработки раны в медицинском кабинете детского сада обычно строгие воспитатели с нянечками мигом преобразились, пытаясь мне всячески угодить: гладили по голове, рассказывали байки и обещали угостить самыми лучшими сладостями, как только подживет мой язык. Оказалось, пострадавшим быть не так уж и скверно, если перенесенные мучения компенсируются теплом человеческого участия. Правда позже, уже в зрелые годы, я стал более всего остального ценить каждое мгновение, проведенное без недомогания или физической боли, и ни за что не променял бы ни одно из их на заботливое внимание окружающих, в котором стал видеть изрядную долю притворства.