Танец марионетки
Шрифт:
И тогда её тело… тело, созданное для любви, проснулось в полной мере. Оно не только наслаждалось, но и дарило наслаждение. Её руки, губы, щедро воздавали за любовь, которой он её одаривал. Она это чувствовала по той дрожи, которая судорогой пробегала по телу её мужа. А он с бесконечным терпением привлекал её к себе, разжигал в ней желание мимолетной или более откровенной лаской, нежным или страстным поцелуем. И Анжелика, отбросив всякую стыдливость, слилась с ним в едином порыве любви. Подхваченные сильной волной, отрешенные от всего мира, тесно сплетенные,
Раскинувшись на кровати, Анжелика медленно приходила в себя. Оказывается не было ни голубого моря, ни золотого песка. Потрясенная, она выдохнула: «Жоффрей».
Жоффрей де Пейрак приподнялся на локте и с улыбкой смотрел на нее.
— Как вы красивы, сердце моё, как вы ослепительно красивы в любви. Сегодня вы по-настоящему стали женщиной, когда так неистово и самозабвенно дарили себя мне.
Он прикрыл Анжелику мягкой шалью, встал, налил в бокал вина и подал ей. Она смотрела на него с улыбкой женщины, впервые признавшей в себе Еву-обольстительницу.
«У него самые красивые глаза, самая белоснежная улыбка и самые чудесные волосы на свете. Его кожа самая гладкая, его руки самые нежные… Как я могла считать его отталкивающим? Это и есть любовь? Колдовство любви?»
— Не смотрите на меня так, мой ангел, иначе я не смогу устоять перед таким взглядом. Только не сегодня. Вы слишком соблазнительны… но пока еще новичок в любви и не готовы к долгим наслаждениям. Вы одарили меня сегодня даже большим, чем я ожидал. И не забывайте — вы не одна. Маленькому графу это может не понравиться.
— А может, маленькой графине?
— Я согласен на обоих сразу, лишь бы они не были против нашей любви. — рассмеялся де Пейрак. Он молчал, смотря на нее нежным и немного неуверенным взглядом, а потом решился, теперь он уже мог <i>об этом</i> спросить.
— Вы простили меня, мой ангел? За нашу первую ночь? Я был так ослеплен вашей красотой, юностью, что не посчитался с вашими желаниями.
— Мои желания? — задумчиво произнесла Анжелика. — Я не могла бы сказать о моих желаниях тогда. Ваш первый поцелуй… Я хотела отвернуться, закричать. Но он поверг меня в такое… наслаждение, что я не смогла этого сделать и… испугалась. А когда вы продолжали целовать меня… и ваши руки… я просто потеряла голову. Я боялась вас и не любила. И это несогласие между душой и телом пугало меня больше всего. Мне хотелось оттолкнуть вас и убежать. И в тоже время, чтобы вы не бросали меня, не оставляли меня без ваших губ и рук, продолжали ласкать. Я испугалась себя, отклика своего тела на ваши ласки и поцелуи. Я с ужасом думала о том, что вы будете приходить каждую ночь. И я буду вам отдаваться так… бесстыдно… с наслаждением… А когда вы не пришли на следующий день и не приходили более, я решила, что вы были разочарованы мной или оскорблены моим слишком… откровенным желанием. И я старалась держаться от вас подальше, чтобы мое тело не откликалось на ваши прикосновения.
Жоффрей с облегчением вздохнул и, улыбаясь, ласково привлек Анжелику к себе:
— Любовь моя, каким же вы были ребенком. Сколько мучений вы мне принесли! Когда ваше тело было так отзывчиво, я был безмерно счастлив. И я тоже потерял голову: от вас, от ваших губ, вашей кожи, отзыва на мои ласки, настолько, что позволил себе забыть о возможных последствиях своей любви к вам. Я полностью растворился в вашей чувственности. Только увидев ваши глаза, я понял, что говорило ваше тело, но не вы. И я испугался. Мне показалось, что вы совсем не хотели этого, что я оскорбил моего ангела, предъявив свои права. И еще я понял, что отныне мне недостаточно вашего тела. Мне нужна была ваша любовь. Я не приходил больше к вам, потому что хотел, чтобы вы сначала меня полюбили, хотя мне это стоило невероятных усилий — не прийти. Я хотел, чтобы вы <i>сами решили</i>, что я вам нужен. Сейчас этим признанием, что вы тогда желали моих ласк, пусть и в неполном согласии с душой, вы сделали меня наконец-то счастливым. Иначе, я никогда не смог бы себе простить, что обладал вами против вашего желания.
Он наклонился и поцеловал её, долго и нежно касаясь отзывчивых губ.
— Я пью твои губы хмелея от счастья, пьянея от их тепла. — прошептал он.
Затем пальцами медленно провел по её животу, который тут же отозвался дрожью, и ласково прикоснулся к нему губами, словно стараясь почувствовать жизнь внутри.
И он почувствовал. Его глаза раскрылись от изумления. Он посмотрел на Анжелику с восхищением и гордостью:
— Он дерется! Мой сын ударил меня своим кулачком!
Анжелика и сама почувствовала толчок малютки, больше похожий на порхание бабочек, так легко было это движение внутри нее. И подумала, что это был не кулачок, а головка маленького графа, которую тот подставил отцу под его поцелуй.
Граф де Пейрак положил ладонь на то место, где он почувствовал своего сына, и нежно погладил его, словно ласкал его наяву:
— Спи мой малыш, спи спокойно. Твоя мама сегодня устала. Дадим ей отдохнуть. Она самая очаровательная и восхитительная женщина. — прошептал он. — Спасибо, сын, что ты не помешал нам сегодня так неистово любить друг друга. Если бы ты дал знать о себе раньше, я бы побоялся, что ты будешь недоволен моей столь страстной любовью к твоей маме.
Анжелика посмотрела на мужа и подарила ему свою улыбку, всю силу обольщения которой еще не знала.
— Он так же терпелив, как и вы, мой господин. Он молчал, чтобы подарить нам эту ночь. И заявив о себе именно сейчас, он благословил нас и нашу любовь.
Де Пейрак подумал, что не только он пробудил в ней сегодня истинную женщину, но и она разбудила в нем особые чувства. Он помнит ту дрожь и чувственный отзыв, которые она своими прикосновениями и поцелуями рождала в нем, и насколько они были сильны. И в тоже время она вызывала в нем нежность к ней, стремление выполнять её желание: просто держать её в своих объятиях или доставлять ей наслаждение. Он понял, что она приобрела над ним власть. И знал — это навсегда.
Конец