Танец над бездной

Казакова Анастасия

– Смотри, какая искусственная красота у этой матроны! Она представляет собой сплошной обман; в то время как она живёт в Риме, её волосы растут на берегах Рейна. Вечером, снимая свои шелковые одежды, она снимает также и зубы! Две третьих своей особы она запирает в ящик на ночь, а её щёки, брови и глаза – дело рук её рабынь!

Тем временем, ноги Фортуната, оторвавшись от сознания, побрели на встречу к матроне. Уж, не Купидон ли сейчас стремится отвоевать себе роль в книге?

– Ты куда? Нам нужно держаться вместе. – произнёс Максимилиан.

– Максимилиан, – обратился Фортунат, – Нам обязательно

целыми днями проводить совместно время?

– Конечно, нет. Тем более, ты поэт, а я юрист.

– Мне не терпится погрузится в атмосферу римской литературы, посмотри, сколько здесь на площади чтецов!

– Каждый из нас может самостоятельно снять номера в стабуле или инсуле, но через день по вечерам мы будем встречаться здесь на этом самом месте, чтобы сообщать друг другу о своих продвижениях в миссии.

На этом напарники расстались.

Фортунат устремился за роковой красоткой, от которой не мог и не смел оторвать взгляда. Ручеек рабов во главе с матроной, возлежащей на переносном ложе, остановился у богатого особняка. Ворота открылись и кортеж поплыл во двор. Фортунат невольно прибился к процессии. Управляющий дома, встречавший хозяйку, заметил незнакомца.

– Что ты здесь делаешь, проходимец! – воскликнул он.

Фортунат, не обратив внимания на восклицание сварливого управляющего, приблизился к матроне и начал зачарованно, не отрывая от неё взгляда, декламировать стих Овидия из сборника «Любовная элегия».

Так признай, Купидон! Для тебя стал я новою жертвой.

И перед победой твоей простираю я руки свои.

Кто же здесь ищет войны? Я прошу только милости мира,

Много ли чести тебе безоружных стрелой побеждать?

____

Вслед за тобою плененные юноши, девы попарно

Шествовать будут, устроив тебе бесподобный триумф.

Я же последняя жертва, с полученной свежею раной.

Стану, как новый твой пленник, носить неизбежную цепь.

Будут идти за тобой, руки в узах держа за спиною,

Разум и стыд, словом все, кто тебя не сумел оценить.

Матрона бросила на Фортуната холодный и надменный взгляд. Она приготовилась выпустить молнии острых слов в незнакомца, посмевшего потревожить её покой, но мгновенно её мысли выстроились в новую комбинации, она успокоилась, смягчила взгляд, и на её лице появилось обещание улыбки.

Она грациозно застыла, дав возможность новоиспеченному поклоннику дочитать стихи, когда Форутнат закончил чтение, она спросила:

– Кто ты?

– Я был рождён поэтом, чтобы воспеть твою необыкновенную красоту!

– Сегодня вечером мне как раз не хватает поэтов, способных своими восторженными словами особо раскрыть и подчеркнуть мою красоту, особенно перед глупой и безвкусной женой сенатора Публия Кассия. Пускай она сегодня лопнет от зависти! Следуй за мной! – повелительно произнесла матрона.

Так с лёгкой руки матроны Фортунат влился в тусовку богатых римлян. Здесь по вечерам бывали политики, поэты, торговцы, адвокаты, иногда просто проходимцы, такие же, как и Фортунат на ходу, сочинявшие льстивые речи хозяйке вечера. Эти авантюристы с лживыми автобиографиями наслаждались дарами жизни, до тех пор, пока их не разоблачали и не выгоняли со смехом с вечеров. За время «тусамбы» с матроной Фортунат с удовольствием приобщился к римским развлечениям. Ему нравилось посещать римские гладиаторские бои, театры, термальные комплексы. Термы были настоящей райской кущей для тела, здесь можно было париться, принимать горячую ванну, плавать в бассейне, сидеть в сухой парилке. В термах не просто мылись, но с бережной любовью ухаживали за собой. Купание сопровождалось массажем с натиранием тела маслами и эссенциями. В банях были отведены специальные места для гимнастики и физических упражнений. Кроме того, здесь не просто ухаживали за телом, но и приятно проводили время, беседовали, узнавали последние новости или распускали городские сплетни.

В один из вечеров у матроны Фортунат блаженно возлежал на ложе. Присматриваясь к окружавшей его обстановке, он пытался понять, что особенно его очаровывало в атмосфере вечернего ужина богатых римлян. Пафос? Высокомерие? Флиртующие настроения, слегка начавшие соскальзывать к ночной оргии? Он бывал на светских мероприятиях состоятельных людей на своей планете. Вокруг также преобладали пафос, высокомерие, вульгарное довольство социальным статусом, материальным достатком, но всё же атмосфера была иной. И Фортунату удалось, прислушавшись к своим ощущения, сформулировать для себя ответ:

«Сквозь римский мир ещё проглядывают острые когти хищника. Взгляд римской женщины не вздрагивает перед видом кровавой резни на арене. Взгляд римского мужчины, словно взгляд орла, заточен мгновенно среагировать на смертельную опасность. Слух римлян ещё пристально прислушивается к голосам природных стихий и повелений богов.

А мир на нашей планете до самых мелочей давно обработан антисептическими средствами. Мы давно боимся вздохнуть в себя необработанный, недезинфицированный воздух. Мы давно не можем позволить себе прикоснуться к лицу немытой рукой, это считается сверх легкомыслием. Так тщательно наша цивилизация вымывает у нас природные инстинкты. Так наша цивилизация давно срезала у нас звериные коготки и сточила острые зубки».

В это время Максимилиан кропотливо изучал римское право, и главное за это время ему удалось добиться особого расположения к себе со стороны первых лиц авторитетной и ведущей юридической школы Рима. Он был на верном пути к знакомству с императором.

Спустя некоторое время ему доверили первое судебное дело. Судебные разбирательства в Рим проводились под открытым небом на городской площади. Судебные тяжбы собирали обширную публику и были зрелищным действом. Ораторская дуэль защитника и обвинителя интриговала зрителей, драматическая развязка приговора возбуждала сознание, вызывала восторг или разочарование, давая обильную пищу для разговоров и споров.

Итак, дадим слово защитнику Максимилиану:

– Я взялся за это дело, судьи, по воле и во имя римского народа, дабы избавить всех нас от стремительного падения нравственных устоев и ниспровержения нас к состоянию дикости, отрывающего римлян от великих заветов предков.

Я привлек к суду Спурия Порциуса Рустика, который получив от дяди в дар богатое имение, в ответ не то, чтобы не воздал ему должной благодарности, но нанёс ему тяжкое оскорбление, умышленно причинил ущерб имуществу и даже поставил под угрозу разорения!