Танец Опиума

Lime.lime

— Сакура, Итачи и Саске ищут тебя повсюду. Хватит уже бегать от них.

Сасори подергал за ручку следующей кабинки и наконец вычислил местоположение беглянки. Он дернул раз, второй, третий. Затем налёг на дверь ногой, и хрупкий замок раскрошился в щепку. По инерции парень сделал шаг вперёд и встретился носом с подошвой кед. Удар был настолько ошеломляющий и в плане силы, и в плане неожиданности, что Акасуна потерял равновесие и шлёпнулся на пятую точку. Он был уверен, что на этом сопротивление закончится, но следом же, без передышки и права на отдых, Сакура

разбила ему с коленки нос.

Сасори ударился затылком о стену, но успел остановить последующий удар с правой. Мужская рука перехватила ручонку Харуно и отвела в сторону. Но не тут-то было! Удар не обошёл рыжеволосого: боевая девчонка напала на того с левой. Благо Акасуна был парнем крепким и сильным, а потому практически ничего не почувствовал.

Сакура чертыхнулась, когда Сасори рывком поднялся на ноги, схватив девушку за кисти рук и подняв её на землёй. Он старался обходиться с ней максимально осторожно. Учихи не простят ему грубости по отношению к девчонке и оторвут голову в случае, если заметят хоть одно последствие насилия или малейшей грубости.

— Прекрати! — плюнул Сасори, почувствовав привкус крови.

Сакуре это кое-что напомнило, а именно: тот день, когда Итачи забрал её прямиком из больницы и точно такими же методами пытался погасить в ней гнев и злобу. Ностальгия не умиляла её, а раздражала, а потому Харуно рывком подалась вперёд, напоследок успев шикнуть:

— Пошёл к чёрту! — и заехала Сасори прямо промеж ног. Парень взвыл, как раненный зверь, отпустил руки Харуно. Не успела та приземлиться на свои две ноги, как она с колена вышибла все мозги согнувшемуся в три погибели Акасуна.

Парень снова потерял равновесие, но умудрился мигом сесть на корточки, намереваясь в последствие встать. Одни черти знали, откуда в маленькой девчушке нашлось столько ненависти. Её следующий безжалостный удар подтвердил это. Харуно с размаха ударила ногой по челюсти рыжеволосого, и тот чудом избежал нокаута.

Нос, брови и губа парня, принявшего лежачее состояние, были разбиты. Но Сакура не остановилась и тогда, взгромоздившись на него и принявшись колотить Сасори. Конечно, будь у Акасуна развязаны руки, то он давно бы уже убил своего противника. Но единственное, что ему оставалось, — лежать и принимать каждый удар, дабы не сорваться и не навредить девушке.

Сасори блокировал некоторые, наиболее яростные и сильные удары. Он слабел раз от раза, понимая, что такими темпами парень может потерять своё милое смазливое личико не неопределённый срок. Но затем боль закончилась. Внезапно. На локти, которыми Акасуна прикрывался, что-то закапало. Стало подозрительно тихо.

Сасори осторожно отвёл руки в сторону, продолжая ловить капли. Вот только теперь они падали на лицо парня, смешиваясь с его густой кровью. У Акасуны перехватило дыхание при виде того, как корчилась в муках дурнушка. По её щекам стекали горькие слёзы. С губ девушки сорвался протяжный стон. Харуно запрокинула голову и заплакала навзрыд, давясь собственными слезами.

Рыжеволосому подчинённому ещё никогда в жизни не приходилось видеть

столько боли в глазах одного человека. А ведь он связан с работой, которая подразумевает такие взгляды на каждом углу. Видеть, как мучается обыкновенная девица, — уже не правильно. Но наблюдать, как бьётся в истерике хорошо знакомая ему дурнушка, — попросту невыносимо.

— Его больше нет, — шептала Сакура, срываясь на всхлипах.

— Мне жаль… — изрёк Сасори, часто моргая. — Мне… так жаль… — и ему правда было жаль. Искренне. Будь его воля, парень бы посадил Сакуру на колени и, покачивая её из стороны в сторону, как младенца, убаюкивал и успокаивал колыбелью. Но ведь Харуно, может и нуждалась в объятиях, но уж точно не в его.

— Наруто больше… нет, — уже кричала она слепящей лампе над головой. — Братика… нет.

Сасори почувствовал, как по его щеке скатывалась одинокая слеза. Он никогда в своей жизни не плакал. Даже когда был ребёнком — никогда. Это считалось унизительным, особенно в кругах Итачи. Но как можно было не пролить горькую слезу, видя страдания той, к которой даже Акасуна привязался?

В его жизни, как и в жизнях всего окружения, никогда не было радости. Были убийства, грязь, похоть и даже чёрный юмор, но вот света в их тёмном царстве не существовало. Микото Учиха, да и та умудрилась каким-то расчудесным образом превратиться в циничную покорную личность. Не исключено, что она всегда была такой…

Но однажды, пять лет назад, он увидел розоволосую простушку. Тогда Акасуна назвал её фруктом потому, что та бросила вызов не только ему, но и всему Второму Миру Нелегалов. Харуно дала понять им всем, что их ценности, которые они так обожествляют, — последнее дерьмо. Девчушка, в кою Сасори никогда не верил, выиграла поединок и… перевоспитала их всех до единого. Она рушила традиции, нормы морали, понятия и убеждения, принеся с собой новое слово, которое вложила в копилку бесчувственных подонков. Слово — любовь.

И это была не та любовь, выстроенная из химических реакций в голове, преждевременных эмоций и затухающих чувств. Это были уважение, доброта, честность, откровенность… привязанность — именно это Харуно называла любовью. И девушка научила любить их всех.

Как мог промолчать Сасори, когда ему объяснили ситуацию? Он первым делом вызвался в добровольцы, собрал своих людей и раскидал их по всему Витэму, дабы найти обезумевшую от горя девушку и вернуть её в ту среду, где ей уже нашли особое место — в сердце.

И теперь Сасори было невыносимо видеть, как Сакура страдала. Страдала, потому что лишилась своего брата. Это равносильно тому, как если бы они все лишились дурнушки — потому плакал и Акасуна. Ему было страшно потерять эту девчушку, которую он считал своей кровью, своей сестрёнкой, своей милой подругой, хоть и не общался с ней так близко, как Итачи, Саске или Дейдара. Он любил её по-своему — своей собственной любовью, своим собственный сердцем.

«Но будет ли она счастлива, если я насильно оставлю её здесь?» — спрашивал себя Сасори, и его сердце обливалось кровью.