Танец отражений. Память
Шрифт:
— Угу.
— Я… э-э… не скажу ей, где ты.
— Весьма признателен, — кисло ответил тот.
— Ну… пока. — Он повернулся, собираясь уйти.
— Погоди.
Марк остановился, недоумевая.
— Выпить хочешь? — предложил Айвен после длинной паузы.
— Э-э… конечно.
— Ну, заходи.
Марк нырнул в беседку и остановился, чтобы глаза привыкли к темноте. Обычная каменная скамья, на ней сидит Айвен. Кузен протянул блеснувшую бутылку, и Марк долил свой бокал, запоздало обнаружив, что Айвен пьет не вино, а что-то вроде бренди. Коктейль оказался довольно мерзким. Он уселся на пол, прислонившись к каменной
— А ты доберешься до своей машины? — с сомнением спросил Марк.
— А зачем? Дворцовая прислуга вывезет меня утром, вместе с остальным мусором.
— О! — Глаза привыкли к темноте, и Марк разглядел сверкающее шитье на мундире Айвена и начищенные до блеска сапоги. Отблески света от его глаз. И блеск влажных дорожек на щеках. — Айвен, ты… в порядке?
— Я, — твердо заявил Айвен, — решил напиться.
— Вижу. А почему?
— Никогда не напивался в день рождения императора. Это популярный подвиг. Все равно что кого-нибудь трахнуть в дворцовом саду.
— Неужели кто-то это делает?
— Иногда. На спор.
— До чего забавно для Службы безопасности.
Айвен насмешливо фыркнул:
— Да, это есть.
— Так с кем ты поспорил?
— Ни с кем.
Марк почувствовал, что у него скоро закончатся пытливые вопросы, чего не скажешь об односложных ответах Айвена.
Но тут Айвен вдруг сказал из темноты:
— Мы с Майлзом почти каждый год бывали тут вместе. Я… удивился, до чего мне не хватает безжалостных комментариев этого паскудника. Он вечно меня смешил.
Айвен засмеялся. Звук получился странный и совершенно неубедительный. Он тут же замолчал.
— Тебе сказали, что нашли криокамеру, да? — догадался Марк.
— Угу.
— Когда?
— Несколько дней назад. Я с тех пор все время об этом думаю. Плохо.
— Да. — Марк замолчал. Айвена трясло. — Хочешь… вернуться домой и лечь спать?
— Мне теперь в гору не подняться. — Айвен пожал плечами.
— Я дам тебе руку. Или подставлю плечо.
— Ладно.
Не без труда он поднял Айвена на ноги и они начали пробираться вверх по крутому склону сада. Марк не знал, какой милосердный ангел из Службы безопасности занимался передачей вестей, но у дворца их встретила не мать Айвена, а его тетка.
— Он… э-э… — Марк не знал, что говорят в таких случаях. Айвен тупо озирался.
— Вижу, — ответила графиня.
— Мы можем дать телохранителя, чтобы отвезти его домой. — Айвен бессильно обвис, и у Марка подогнулись колени. — Лучше даже двух.
— Да… — Графиня прикоснулась к красивой булавке с коммом, приколотой к лифу. — Пим?
Избавившись от Айвена, Марк облегченно вздохнул. Облегчение переросло в благодарность, когда графиня заметила, что им тоже пора уезжать. Через несколько минут Пим привел машину графа к выходу, и испытание закончилось.
Ради разнообразия графиня по дороге домой почти все время молчала, измученно откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Она не задала ни одного вопроса.
В вымощенным черно-белыми плитками вестибюле графиня отдала служанке накидку и направилась налево, в библиотеку.
— Извини, Марк. Я буду звонить в госпиталь.
У нее был такой усталый вид!
— Но вам наверняка сообщили бы, сударыня, если бы в состоянии графа произошли какие-то изменения.
— Я буду звонить в госпиталь, — бесстрастно повторила она. — Иди спать, Марк.
Он остановился у двери в свою комнату. Уже глубокая ночь. Коридор пуст. Тишина огромного дома навалилась на него. Внезапно он повернулся и прошел дальше, к комнате Майлза. У двери он снова остановился. За все недели, проведенные на Барраяре, он ни разу не осмелился сюда войти. Его не приглашали. Он нерешительно повернул старинную ручку. Дверь оказалась не заперта.
Он нерешительно вошел и включил свет. Спальня была просторной, если учесть причудливую архитектуру. Соседнюю комнатку, где в прежние времена спал камердинер, давно превратили в ванную. На первый взгляд комната казалась чуть ли не разоренной — такая она была пустая, аккуратная и чистая. Видимо, все детское барахло было сложено в коробки и отправлено на чердак в очередном припадке взрослости. Марк подозревал, что чердаки резиденции Форкосиганов могут оказаться совершенно потрясающими.
И все же следы владельца остались. Он медленно прошел по комнате, спрятав руки в карманы, словно посетитель музея.
Естественно, большая часть оставшихся сувениров говорила об успехах. Диплом Военной академии и офицерский патент были вполне ожидаемыми, хоть и непонятно, почему между ними под стеклом повешен потрепанный устав метеорологической службы. Витрина со старыми призами по конному спорту, похоже, скоро тоже отправится на чердак. Половина стены была отведена под громадную коллекцию книжных дисков и видео, тысячи названий. Сколько из них Майлз на самом деле прочел? Любопытствуя, он снял со стены считывающее устройство и проверил в нем наугад три диска. У каждого на полях оказалось хотя бы несколько заметок или переводов трудных слов — следы Майлза. Марк бросил проверку и пошел дальше.
Один предмет был ему знаком лично: старинный кинжал, унаследованный Майлзом от генерала Петера. Марк решился снять его со стены и проверить остроту клинка и удобство рукояти. И когда же за последние два года Майлз перестал таскать его с собой? Он осторожно вложил кинжал в ножны и вернул на полку.
Одно из стенных украшений было ироничным, личностным и очевидным: старый экзоскелет для ноги, перекрещенный, на музейный манер, с форской шпагой. Наполовину шутка, наполовину вызов. И то и другое устарело. Дешевая фотонная репродукция страницы из старинной книги помещена в немыслимо дорогостоящую серебряную рамку. Без контекста отрывок трудно было понять, но, похоже, какая-то допереходная религиозная чушь: что-то о пилигримах, горе и городе в облаках. Марк толком не разобрал, к чему это: никто никогда не подозревал Майлза в религиозности. Но тем не менее текст был явно ему важен.
«Некоторые из этих сувениров не награды, — понял Марк. — Это — уроки».
На прикроватной тумбочке лежала коробка с альбомом голографических портретов. Марк сел и включил ее. Он ожидал увидеть лицо Элли Куин, но на первом видеопортрете оказался высокий, хмурый и удивительно уродливый мужчина в ливрее дома Форкосиганов. Сержант Ботари, отец Элен. Он стал смотреть дальше. Следующей шла Куин, потом Ботари-Джезек. Родители, конечно. Лошадь Майлза, Айвен, Грегор — а потом целая вереница лиц и фигур. Он стал переключать их все быстрее и быстрее, не опознавая даже трети. После пятидесятого лица он остановился, устало потирая лоб.