Танец с лентами
Шрифт:
Определенно, нам следует порвать друг с дружкой.
Бездумно листаю Ирин профиль в социальной сети. Великолепная женщина, которая за два года оторвалась на десятилетия вперед. Знала что-то, и старалась жить на полную катушку. Вот она на слоне в Индии, вот в Китае, окруженная обезьянками. В фешенебельных ресторанах и клубах, попивая коктейли с экзотическим названием или дорогое вино. Ира меняла платья, скупала украшения. У неё не осталось любительских фотографий; она стерла подростковые снимки, едва смогла позволить
Мамочки, какая же она живая на этих снимках! И в сети была всего-то час назад.
До меня доходит медленно. Невозможно! Час назад мы неслись по мокрому асфальту к Лере. Совпадение или… Ира жива?! Я набираю раз за разом номер её телефона — длинные гудки, срывающиеся в пустоту. Вою, обхватив плечи и впившись ногтями в кожу.
Конечно, я наивная дура. Сколько раз бывало, что я целый день не имела возможности выбраться в интернет, а в статусе значится «онлайн»? Да миллионы. Ира мертва. Окончательно и бесповоротно.
Но где её тело?
Из раздумий выводит матушкин звонок. Отвечать или забить? Добавить мать в черный список и никогда больше не слышать её скрипучего голоса? Кто она мне, в самом деле? Ладно, последний шанс.
— Сейчас же приезжай! — В голосе матери истеричные нотки. Она вешает трубку, едва я открываю рот для вопроса.
Укол в сердце, не хватает воздуха. Мать никогда не зовет меня к себе просто так. Неужели случилась какая-нибудь трагедия и наверняка по моей вине? А вдруг Вадика похитили и требуют выкуп или угрожали маме?
Да, ни с матерью, ни с братом у меня не сложилось теплых чувств, но они — моя семья. Всё, что осталось. И если ними произойдет беда — я себя не прощу.
Такси подъезжает спустя пять бесконечно долгих минут, за которые я успеваю представить десятки мучительных сцен пыток. От успокоительного пошатывает, и на нетвердых ногах я добираюсь до машины. Водитель осматривает придирчиво, даже с презрением. Считает меня пьяной идиоткой, которая посреди недели едет к какому-нибудь бывшему, чтобы излиться ему в плечо от бесконечной любви? Или мне так кажется?
Расплачиваюсь. Выбегаю. Хромая нога вновь подводит. Падаю как подкошенная. И так, стоя на одном колене, и реву от бессилия.
В окнах маминой квартиры горит свет — мне туда. Меня ждут. Меня попросили срочно приехать.
Тогда
32.
Для ужина Саша нарядилась в белое платье по колену и напоминала… невесту. Подошла к ожидающему у машины Никите, вся такая невесомая, легкая, в босоножках на завязках. Мазнула поцелуем в щеку. Аромат духов впитался Никите в кожу. Он стряхнул наваждение.
Она окончательно изменилась, от той девочки-гимнастки не осталось ни одной черточки. Саша даже улыбалась иначе, одними краешками губ, а не во весь рот, и смотрела с толикой настороженности.
—
Саша осмотрелась и, тронув «вонючку» в виде шарика, хихикнула:
— Как мило!
Никита неопределенно повел плечами. Ну, может, со стороны и мило — ей виднее.
— А твоя мама… она… — Саша прикусила губу. — Раньше она не жаждала со мной общаться.
— Глупенькая! — Никита вырулил с переулка на шоссе. — Столько лет прошло.
— Ты не сказал, кто я такая? — с неожиданной серьезностью спросила Саша.
— Нет.
— Ник, — она опустила взгляд, — не говори, ладно? Раньше я не сильно ей нравилась. — Она провела пальчиком по окну. — Можно мы познакомимся заново? Нет, если она, конечно, вспомнит…
Саша задумалась.
— Ничего не скажу, — пообещал Никита. — Мало ли на свете Саш.
— А как ты меня представил?
— Своей девушкой.
Она приложила ладошки к губам, а Никита довольно усмехнулся. Растаяла.
Мама ждала их на другом конце города у накрытого, как для праздника, стола. На белоснежной, в цвет Сашиного платья, накрахмаленной скатерти высились тарелки с разносолами, салатами, как экзотическими типа курицы с ананасами, так и с привычным Никите «Оливье», которое у мамы получалось просто божественным. Бутылочка шампанского стояла на краешке стола, запечатанная и запотевшая, недавно вытащенная из холодильника. Это алкоголь для дам, специально для находящегося за рулем Никиты мама выставила компот собственного приготовления. Короче, к встрече подготовилась — будь здоров.
Саша застыла в проходе, когда увидела всё это великолепие, играющее хрустальными бликами при свете электрической люстры.
Мама кинулась к Никите, зацеловала его в обе щеки, и, наконец, обратила внимание на Сашу. Глянула придирчиво. О да, так умеет только мама: посмотреть на человека так, будто он — товар в магазине, причем уцененный и не очень-то качественный. Но Саша, к удивлению, взгляд выдержала и представила, улыбнувшись:
— Александра.
— Анастасия.
— Анастасия Федоровна, — поправил Никита.
Мама надула губы. В последнее время она окончательно заделалась кокеткой, и нельзя сказать, что Никите такая перемена нравилась. Мать — на то и мать, чтоб всегда быть женственной, взрослой и строгой, а не девочкой с косичками. Но ладно, после развода ей тяжело, можно и понять…
Когда отец ушел из семьи, мама с ума сходила. Первые недели наведывалась к Никите ежедневно и требовала внимания. Потом уехала на юга, отдохнула и внезапно осознала, что она ещё очень даже ничего. С тех пор она красилась ярко, хохотала в голос, ежедневно обустраивала свою жизнь, впрочем, когда дело касалась Никиты — становилась любящей мамой, способной приготовить целый стол яств.