Танец В Небесах

Михайловна Надежда

– Дело в Джасе?
– спросила Лена.

– Да!
– с несчастным видом кивнула Вилья.
– Лена, я столько лет ненавидела этих степняков, первые дни, когда стала ощущать себя, дергалась даже при виде глаз сына, думала, никогда не избавлюсь от ненависти к насильнику. А сейчас… - она расплакалась.
– Лена,я не знаю, что делать??

Лена обняла свою сестричку.

– Вилья, я не имею права лезть со своими советами в такой ситуации, но наша малышка - она, сама знаешь, как-то с рождения умеет определять ху из ху, то есть, я хотела сказать - кто есть кто. И, заметь, ни разу не ошиблась, а Джаса

она приняла сразу, хотя я боялась, зная какой он был, что дочушка его и близко не подпустит. А смотри, что получается - она же ползает, нацеловывает его, и я со скандалом её увожу. Опять у нас там, на земле, все знают: “детей и собак не обманешь, они как-то чувствуют нутро человека!” Это замечательный признак - значит, Джас не гнилой!! И, моя хорошая, он -я более чем уверена, безумно тебя и Сайха любит, трясется над вами, как наседка. Он через очень много жутких испытаний прошел, и таких, прошедших огни и воды, и медные трубы - я тебе потом объясню, что это такое, единицы. А уж как они умеют ценить и беречь своих любимых… он же как Людиг, они такие разные снаружи, а так похожи изнутри. Джасу суждено было пройти через такие испытания, но мы с Людигом твердо знаем, что не существует для него иной женщины, кроме тебя. Не торопись, милая, слушай свое сердце, и оно не обманет!

– Ох, Ленуша! Какая ты славная, мне, нам, вернее, так повезло, что вы у нас есть!!

Лена засмеялась:

– Вилечка!! Мы с тобой скоро породнимся.<

Глава 16.

Джас, через неделю уже довольно твердо вставший на ноги, взбунтовался, когда Фейх и Юнчи, обследовав его, предложили полечиться ещё дней с десяток.

– Юнчи, ты о чем думаешь, пока я тут разлёживаюсь, а вы с сыном падаете от усталости, у меня силы прибавятся? Нет уж, домой мне надо, пусть я в седло не сяду, но думать-то и делать дело - смогу.
– Быстро и зло жестикулировал он.

Юнчи только руками развел. Не стал Джас долго собираться, едва прилетели два грурга, тут же, написав коротенькую записку Вилье, поймав и расцеловав бегущую со всех ног к нему Голубоньку, отдал Лене записку, поцеловал и её в щеку, благодарно поклонился и улетел.

Вилья расстроилась:

– Ну вот, даже ничего не сказал.

– Казал, казал, мама, дай бумажжку Виле!!
– тут же выдала маму дочка.

Лена засмеялась:

– Хотела сюрпризом, а разве с этой шпанюшкой что утаишь?

“Прости, я улетаю в степь, много дел и проблем там, очень благодарен за все. С любовью - Джас.”

– Лена??

Лена обняла Вилью.

– Девочка, он тебя безумно любит и также безумно боится, что ты его оттолкнешь, вот и струсил твой ничего и никого не боящийся джигит.

– Что такое джигит?
– удивилась Вилья.

Лена, посмеявшись, объяснила, а когда рассказала про кепку-аэродром, то тут уже обе долго смеялись.

Во дворе большого отцовского дома (Лена, побывавшая у них, поулыбалась, назвав все пристройки смешным словом “самострой”), никого не было.

Джас поблагодарил молодого грурга, огляделся: везде был порядок, на площадке-стадионе слышались крики, топот и звяканье железа.

– Тренировка идет!
– подумал он.

Из-за угла показались мальчишки-племяши, что-то оживленно обсуждавшие, один, самый маленький,

запнулся, упал, поднялся, отряхиваясь, увидел Джаса и, взвизгнув как девчонка, побежал к нему. Старшие рванулись за ним, и через минуту обнимались дядя и племшки, и теплело у него на душе -радость пацанов была искренняя, чистая!

На их радостные вопли набежали воины с тренировки, торопливо спускался с высокой лестницы отец, подбежала, тут же начав его целовать, единственная сестрица - Фатма.

Забурлил возле него людской водоворот, всем хотелось приобнять его, пожать руку - прижилось в степи необычное поначалу рукопожатие.

А Джас как-то встряхнулся - не ожидал он, что так будут ему рады все, оказывается, он давно уже не один и много кому нужен.

– Где Сай?
– спросил жестами.
– Внук мой старший, - важно ответил Джаймис, - скоро будет, он со зверем мифическим на пробежку убежал.

Сын, показавшийся вдалеке, сначала встревожился, почему во дворе толпятся гомонящие люди, потом углядев высокую фигуру - уродился Джас выше почти всех своих земляков - только сын его перерос, ну так не мудрено, в нем кровь грургов, а грурги всегда были на полторы, а то две головы выше кряжистых степняков - прибавил ходу.

Перед набегавшим Саем, особенно зверем мифическим, расступились все, и Сайх с огромным удовольствием обнял отца.

– Отец, я рад, что ты здесь!
– они обнялись, а дед Джаймис незаметно утер глаза рукавом халата.

– Признал, признал его старший внук, такой необыкновенный мальчик, своего непутевого отца.

Ох как переживал Джай, видя в глазах сына и любовь, и муку, но что он мог сделать, Сайх сам все решил и, слава Великому, что простил и принял своего отца.

Весь день Джас выслушивал все, что случилось за время его болезни, к вечеру, взяв Сая, пошел к Ахмису, жгло его душу это предательство.

Ахмис.., от него осталась только четверть того степняка, устало взглянул на Джаса:

– Казнить пришел? Готов я!

Джас зашевелил пальцами:

– Я тебя простить не могу, за то, что не пришел, не сказал, что эта лихва тебя за горло семьей держит! Вместе бы подумали, все быстрее от них смогли избавиться!

Ахмис горько усмехнулся:

– Испугался я, украли-то их спящими, а младшенький сынок, уже там, в пещерах родился. Не суждено мне его хоть раз увидеть. Знаю, что не могу просить ни о чем, но, Джас, помогите детям. Они-то не виноваты, что я тварью оказался.

Опять заговорил Сай, глядя на руки отца:

– Тот, давний Джас уже бы снес тебе голову, даже не разбираясь, что и как, а теперешний, он думать умеет, сам сына увидел только взрослого. Решил я так… - он кивнул Сайху, и тот, выйдя за дверь, что-то сказал охране, - будешь ты, Ахмис, наказан, строго наказан. Но ты прав, твои пятеро детишек не должны ходить с клеймом отца-предателя. Пять лет будешь служить простым слугою на самой дальней границе, где полно зверья дикого. Если остался человеком - через пять лет вернешься к своим, если же гниль тебя полностью захватила, то там и останешься, и пусть твои кости валяются на земле. Уедешь завтра утром. Сейчас же, - услышав шаги за дверью, кивнул, - мыться, переодеваться и до утра к семье. Семья останется здесь все это время, под моим личным присмотром.