Танец в ритме дождя
Шрифт:
4
– Здравствуй, Ольга! Входи, – очень твердо, без тени улыбки или признаков радости приветствовал Алексей гостью.
А она продолжала улыбаться, без смущения разглядывая обоих – своего мужа и его спутницу. Ее, по-видимому, совсем не смущало, что прозрачное шифоновое платье, намокшее и прилипшее к телу, теперь не скрывало, а скорее подчеркивало и обнажало ее маленькие аккуратные формы. Похоже, она этому даже втайне радовалась. Потому что знала, что ей есть чем гордиться…
А у Веры все в глазах помутилось,
Теперь она знала, что оказалась права, – такого полного и безмятежного счастья на земле не сберечь…
Алексей отпер дверь и распахнул ее перед обеими женщинами. Ольга посторонилась, пропуская Веру вперед. А та уже готова была сорваться с места и кинуться во тьму, в дождь, но Алексей, предвидя это ее желание, осторожно приобнял подругу за плечи и тихонько подтолкнул к двери.
Так они и вошли: Вера, Ольга и Алексей.
Усилием воли он заставил себя наконец улыбнуться, и улыбка эта обеим показалась вымученной. Быстрым широким шагом пройдя на кухню, Алеша кинул сумки и, вернувшись к дамам, замешкавшимся в коридоре, широким жестом пригласил их пройти в гостиную.
– После такого душа нам просто необходимо хорошенько согреться. Ты купила что-нибудь? – не уточняя, что именно, спросил он у Веры.
Но ей легко было догадаться, в чем состоял предмет его интереса, – выбежав чуть не бегом на кухню, Вера выхватила из сумки две бутылки «Киндзмараули» и, вернувшись в комнату, водрузила на стол.
Доставая бокалы и открывая вино, Алеша самым будничным тоном, как бы между делом, предложил дамам переодеться в сухое. Но обе наотрез отказались.
– Ну что ж, – улыбнулся он (на сей раз улыбка его выглядела естественной), – по крайней мере увлажним воздух! Он слишком сух. Нас здесь давно не было, – пояснил он Ольге.
– А отец? – сохраняя на губах светски безмятежную улыбку, поинтересовалась Ольга. – Как Владимир Андреевич? Он здоров? Он что – в отъезде?
– Да, он далеко, – опустив голову, ответил Алеша. – Он очень далеко, Оля.
Ольга, вперив взгляд в одну точку, внимательно разглядывала штофный рисунок обоев. Как будто впервые их видела. По-видимому, она о чем-то глубоко задумалась и не ощутила тех горьких интонаций, которые звучали в его голосе. Вздохнув, она запрокинула голову:
– Ты хочешь сказать, сбылась его давнишняя мечта и он теперь в Иерусалиме?
– Я хотел бы на это надеяться, – глухо проронил Алексей. – Я в это верю. Я верю, Оля, что он сейчас в Иерусалиме. В небесном Иерусалиме…
Выражение ее лица изменилось так резко и внезапно, как будто один стоп-кадр сменился другим. Она побелела, глаза стали иссиня-черными, и зрачок исчез, растворившись в этой влажной мерцающей тьме. Безмятежной улыбки пропал и след – лицо ее сейчас напоминало скорбную трагическую маску. Она медленно встала из-за стола.
– Алеша, прости… Я не знала…
– Тебя очень долго не было с нами. Очень долго, Оля! Алеша тоже поднялся, вслед за ним поднялась и Вера.
– Помянем отца, – поглядев в глаза обеим женщинам, сказал Алексей.
В их первом тосте не было слышно звона бокалов.
Выпив, они снова сели, и в комнате повисла долгая, томительная пауза. Гроза ушла далеко, слышны были лишь отдаленные глухие раскаты грома. За окнами шумел дождь.
Вера, сидевшая как на иголках, подумала, что теперь самое время уйти, но Алексей снова предупредил ее намерение.
– Господи, какой я чурбан! – засуетился он. – Милые дамы, прошу вас простить мне мою бестактность – я ведь вас даже не представил друг другу. Вера, как ты, наверное, уже догадалась, это Ольга, моя… – запнулся он, – жена… Оля, познакомься, пожалуйста… – Он встал, обошел вокруг стола и, остановившись позади кресла Веры, положил руки на его резную высокую спинку. – Это моя Вера!
– Хорошо! Как хорошо, что у тебя есть вера. Плохо без веры… Только с нею можно найти свой путь…
Ольга поднялась, медленно и неслышно, точно была невесомой, обошла стол с другой стороны и так же, как Алексей, встав за спиной кресла Веры, застыла.
Оба они – муж и жена – стояли теперь плечом к плечу за спиной помертвевшей Веры.
Она очень хорошо понимала, что имела в виду Ольга, говоря о вере, – она попросту проигнорировала ее, играя двойным смыслом слова, которое одновременно обозначало и духовное стремление человека, и женское имя. Но она продолжала сидеть неподвижно, решив предоставить все Алексею. Поможет он ей или нет? Защитит? Или позволит жене продолжать пользоваться своим преимуществом… Сердце свое она больше не чувствовала – оно словно оборвалось и кануло без следа, без стука и без дыхания… Вера хотела лишь одного – выйти из этого дома, сохранив хотя бы чувство собственного достоинства. О жизни своей она больше не думала – у нее отобрали жизнь!
И тут произошло нечто совсем неожиданное. Легкая, как лепесток, ладонь Ольги легла на похолодевшую Верину руку. Ольга еле заметно пожала ее и тихо, еле слышно произнесла:
– Не могли бы вы посмотреть на меня? Прямо сейчас! Вера, не чуя под собой ног, поднялась, как во сне, и медленно повернулась. Теперь они все трое стояли лицом к лицу. Алексей, словно окаменевшая башня, высоко возвышался над ними, а лица обеих женщин находились примерно на одном уровне – только Ольга была чуть выше…
Обе глядели прямо в глаза друг другу. Верины глаза сверкали – золотые искорки дрожали в зрачках, озаряя их словно бы изнутри плещущим солнечным светом. Они были влажны и огромны. И, несмотря на невыносимую душевную боль, глаза эти не таили ни зла, ни угрозы… В них была теплота – идущая изнутри, от сердца, та теплота, которая в этой женщине была столь же естественна, как дыхание, и которая встречается так же редко, как Божий дар…
Ольгины же глаза подобны были раскрывшейся бездне ночных небес – бездонных, беззвездных и непостижимых…