Тангейзер
Шрифт:
– Присматриваетесь? Нравится?
Он поклонился.
– Да, в полном восторге… Простите, как мне вас называть? Прекрасная незнакомка?
Она улыбнулась.
– Можете… просто Хозяйка.
Он развел руками и учтиво поклонился.
– С удовольствием. Мужчине всегда приятнее подчиняться женщине, чем другому мужчине.
– Тогда отдыхайте, – велела она строго-ласково. – Я вернусь.
– Когда?
– Когда подойдет время.
Он потянулся за лютней, а когда повернулся, ее уже не было на прежнем месте. Разочарованный, он сел там же на лавку, поудобнее
Он довольно долго подбирал новую мелодию, делая ее еще более чувственной, время от времени отхлебывал вино из дивно украшенного рубинами кубка. Теперь он предпочитал крепкое, терпкое, сразу бьющее в голову и разогревающее кровь. Мышление нарушается, зато открываются некие двери в душе, и оттуда… или туда?.. в общем, он ловит возникающие слова и звуки, торопится их вплести в причудливую канву новой мелодии, что потрясет мир…
Затем появились весело щебечущие женщины, он отложил лютню, а они, уложив его на роскошное ложе, со смехом наливали в кубки и чаши вина, отважно пили и сами, беспечно хохотали. Он все время думал, что их сочли бы в его землях бесстыжими, но что бесстыжего в том, что свободно держатся, не позволяют ложной скромности или притворному стыду сковывать слова и движения, что они не лгут, а совершенно… искренни?
– Я люблю вас, – заявил он счастливо, – как здесь хорошо… И какой прекрасный мир мы потеряли!
Рядом с ним села молодая сочная женщина, Тангейзер, теряя над собой всякий контроль, сдернул с нее легкую ткань, прикрывающую грудь, и женщина, охнув от неожиданности, тут же весело расхохоталась над собственным испугом, и другие тоже засмеялись и начали подшучивать, а она, поддерживая тяжелые полные груди ладонями, вскрикнула задорно:
– Перестаньте завидовать! Мне их прятать?
– Надо! – закричала одна весело.
– Обязательно! – крикнула вторая.
– Нечего хвастаться, – крикнула третья, – у меня не мельче!..
– А ну покажи!
– Не дождешься!..
Тангейзер крикнул весело:
– Сейчас я вас помирю…
Дотянувшись до второй спорщицы, он сдернул и с нее полоску ткани, сам ахнул при виде крупной груди с изумительно чистой безукоризненной кожей и ярко-красными вытянутыми сосками.
Остальные хихикали, но свои груди прикрывали ладонями, то ли стыдливо, то ли игра такая, а эти двое начали шумно сравнивать прямо перед Тангейзером, а потом обратились к нему, чтобы он рассудил, чья грудь лучше.
Он воскликнул:
– Вы настолько обе совершенны, что это не мне решать! Я вижу только божественное великолепие, милые мои вакханки…
Одна спросила сердитым голосом:
– Так тебе моя грудь нравится или нет?
– Очень, – заверил Тангейзер.
– Тогда эту ночь я сплю с тобой! – заявила она.
Вторая вскрикнула с возмущением:
– Какая ты… нет, это просто невероятно! Всю ночь?.. Тогда я возлягу с ним прямо сейчас!.. Мой герой, ты же не откажешься?
Тангейзер воскликнул ошалело:
– Я? Я что, похож на последнего дурака?.. Да что угодно, только бы вот так с вами, как же я счастлив!.. Как же мне повезло!..
Эту ночь он провел с Гизеллой, милой и очень хорошенькой девчушкой, молоденькой, как ребенок, но с большими грудями, так сильно расставленными в стороны, что он то и дело брал их в руки и сводил вместе, и широким вздернутым задом, пухленькая и сочная, на редкость живая, глупая и веселая, постоянно хихикала и с готовностью выполняла все его желания, счастливая, что он взял сегодня в постель ее, а не кого-то из подруг.
Наивная и глупая, еще в постели неопытная, но с детским любопытством все вбирающая, как губка, она ему нравилась некоторое время, пока не увидел еще одну.
Она участвовала во всех увеселениях, танцах, но никогда не пела и почти не танцевала, даже не хохотала весело и беспечно, как все, только улыбалась сдержанно, но и это выглядело как вспыхивающая молния на ее красивом мрачном лице.
Глава 12
Вообще она показалась ему отличающейся несколько иной красотой: длинные черные волосы всегда заплетены в косу, а та не болтается по спине, а убрана в кольцо на голове, как носят и графини, и простолюдинки, разница с ними лишь в том, что не укрывает все это еще и платком, и хищная красота иссиня-черных волос видна издали.
Он поймал себя на том, что с великим интересом посматривает на ее сильное крепкое тело в коротком платье вакханки, что больше подходит амазонке, чем вечно развлекающейся беспечной женщине, живущей одним днем…
Когда она покинула круг веселящихся, он потихоньку пошел за нею, заинтригованный, мимо проплыла стена, изрезанная старыми трещинами, а дальше открылся грот с прелестным большим бассейном, куда с высоты падает небольшой поток воды тонкой такой пленкой, Тангейзер ощутил, что сам бы залюбовался, если бы не шел за такой удивительной женщиной.
Воздух казался ему накаленным, и когда она свернула к этому гроту, он понял, что дальше идти не придется. Она остановилась у самого края воды, небрежным движением сбросила прикрывающую грудь тонкую ткань, затем там же на камнях оставила ту часть, что прикрывает бедра, и, оставшись в чем мать родила, подошла к воде.
Он смотрел и не мог насмотреться на ее сильное крепкое тело, белое и нежное, но без той беззащитности, какую он привык видеть у здешних женщин, заглядывающих ему в глаза и вопрошающих, что господин пожелает и как пожелает.
Даже зад, похожий на половинки огромных круто сваренных и очищенных от скорлупы яиц, не подрагивает на ходу, эти вздутости тугие и цельные, и все тело сильное и крепкое, хотя чувствуется в нем хищная гибкость.
Он с волнением наблюдал, как она вошла в воду по щиколотки, остановилась, приподняв плечи, он догадался, что вода холодная, затем решилась и вбежала в этот естественный бассейн, подав грудь вперед и откидывая плечи. Вода взлетела серебряными струями, а она присела, окунувшись по самый подбородок, затем легла на воду и поплыла красиво и мощно, как он и предполагал, не по-жабьи, как те немногие женщины, что каким-то чудом научились плавать, а размашисто и стремительно.