Танго нуэво
Шрифт:
А племянница, сопля, которой и двадцати лет нет, себе полный гардероб заказывает! Да есть ли в мире справедливость?!
Хулио, между прочим, даже и не писал ни разу за это время, а мог бы!
Узнать, как себя сестра чувствует, не нужна ли ей помощь… мысль, что и сестра могла бы написать брату, ну, хоть поискать его, Розе в голову не пришла. А зачем? Папа же против!
Даже если бы Хулио написал, скорее всего, она бы показала письмо отцу, и тот приказал бы порвать и выкинуть гадость. Но об этом сейчас
А уж платье из тарайского бархата и вовсе добило Розу. Тарайского! Бархата!
Ыыыыыыы!!!
Выть в голос при посторонних людях Розе совершенно не хотелось. Поэтому она попрощалась с Пилар Наранхо и почти вылетела из ателье, наплевав на дождь, все равно он уже заканчивается. И без зонта обойдется! Да на ней сейчас те капли просто испарятся, так она зла! Почти промчалась по улице и со всего размаха налетела на какую-то ритану.
– Ой!
– Ай!
Роза была дико зла, а ритана шла под зонтом, и потому не увидела угрозу вовремя. И получила удар Розочкой со всего размаха, даже дыхание вышибло.
Ненадолго.
– Смотри, куда идешь!
– Смотри, где ноги ставишь!
Две ританы уставились друг на друга разъяренными кошками, и быть бы беде, если бы не случайность. Говорят, небеса любят позабавиться… так вот, кто-то умный, не дожидаясь начала драки, решил ее превентивно охладить.
Ледяной водичкой.
Из лужи.
«Удачно» проехавший мобиль превратил и ритану Розу, и ритану Альбу в нечто невообразимое.
– ГАД!!! – взвизгнули женщины на два голоса. Потом переглянулись – и решили заключить перемирие.
– Я знаю тут неплохую кофейню. Там можно будет привести себя в порядок.
Роза, хоть и выпила кофе, но во рту все равно стоял привкус хинина. И платье было мокрым, и нервы не в порядке…
– Буду рада составить вам компанию.
Альба Инес кивнула и показала на кофейню в конце улицы. Она туда как раз и направлялась, когда ее дождь застал на улице. А что?
Дешево, вкусно, можно кого-то из знакомых встретить и посплетничать…
А еще…
Хозяин кофейни, видя состояние двух ритан, не только предоставил в их распоряжение туалетную комнату. Он еще и плеснул в кофе ликера. Щедро так…
И в первую чашку.
И во вторую…
И даже в третью…
– Альба, милая, это ужасно!
– Да, Рози, ты представляешь? Совершенно он меня не понимает…
Две ританы упоенно жаловались друг другу. Хозяин кафе уже пожалел о подлитом ликере, но ведь и не выставишь их! Пусть сначала хотя бы протрезвеют!
– Альба, а у меня папа…
– Папа?
– Да, п-пап-па! И он теперь будет недоволен…
– Чем именно?
– Всем-ммм. То эсть мной!
– Рози, разве можно быть недовольным – тобой? Твоему отцу п-везло, у него зам-чательная дочка!
–
– Ч-стая, – заверила Альба, которая пьянела медленно, но основательно. – Х-чешь, я ему об этом скажу?
– Да…
– В-зовем мобиль?
Ритана Роза подумала пару минут, но подогретые ликером мысли вообще двигаться отказались. Решили, что им и так неплохо. В темноте, тишине и без движения. Так что…
Мобиль ританы вызвали.
И отправились в дом Ксаресов, который ждало серьезное потрясение. А правда? Чего они? А?
Кто – они, чего – они и что творится в головах у пьяных ритан?
Ни Роза, ни Альба не смогли бы ответить на эти вопросы. Но точно было одно.
Во всем происходящем виноват кто-то другой!
Есть благодарности – и Благодарности.
В зависимости от ситуации, отношения… да много от чего.
Москит считал себя человеком благодарным. А то и с большой буквы. И было, было за что.
Если бы лет пятнадцать тому назад кто-то спросил мальчишку по кличке Москит, какая его судьба ожидает, он бы ответил одним словом. Паршивая.
И было отчего так говорить.
Москит был из бедной семьи. Отец очень уважал три вещи, а именно – выпить, подраться и сделать матери очередного ребенка. А вот зарабатывать…
Вы, сеньоры и таны, в своем уме? Зарабатывать? Может, он еще и работать должен?!
Пффффф!
Он свое ценное дело сделал, то есть ребенка… а чего там баба дальше крутить будет, ее дело. Ее ж никто рожать не заставлял…
Нет, что-то он зарабатывал. И в дом приносил.
Но было этого так мало и так паршиво, что семья постоянно жила на грани… да что там! За гранью нищеты!
Мать и шила, и стирала, и подаяние просила, бывало… это уж когда здоровье вообще ничего не позволяло. А первым воспоминанием Хуана Валерио Дельрио, а именно такое имя дали Москиту при крещении, был голод.
Жуткий, острый, скручивающий все внутренности.
Вторым – холод.
Третьим – боль.
Папаша, чтоб его демоны на том свете драли, как им понравится, детей не любил, мог и пнуть, и подзатыльник дать, а единственное средство общения, которое ему было доступно… если без рукоприкладства – крик и ругательства.
Почему мать это терпела?
Хуан Валерио так и не понимал никогда. Вот правда – почему?
Могла бы и уйти от отца, и прибить его сковородкой, и много чего сделать… и не делала.
Почему?!
Дети рождались, дети выживали, часто вопреки всему…
Валерио, он предпочитал именно это имя, был на улице чуть ли не с младенчества, ходил вместе с соседом просить милостыню, потом сам, немного воровал, немного побирался, крутился то там, то здесь… нормальная судьба мальчишки из трущоб.