Танго нуэво
Шрифт:
– Мама не могла. Она была счастлива. И папа тоже. Понимаете?
Девочки понимали. Странная такая субстанция – счастье. Живет далеко не везде, но там, где оно есть… дети всегда его чувствуют. Шкуркой ощущают. Их не обманешь подарками и показными улыбками, не заговоришь красивыми словами.
Или счастье есть – или его не будет. Вот и все.
– Я в полицию пойду. Мама не виновата… следователь у нас был, но я ничего не поняла, – задумалась Мерседес. – Может, что-то… мне надо с ним поговорить.
– Сегодня и поговоришь. Даже не сомневаюсь, – пожала плечами
– Да?
– Подумай сама. Убийство, потом похищение… два… если следователь не идиот, он точно заинтересуется.
– А если идиот?
– Разберемся сами, – отмахнулась Феола. – И с похитителями разобрались, и с историей этой разберемся.
Мерседес хлюпнула носом.
– Фи, а можно я расскажу, ну, про первое похищение?
– Конечно. Только говори, что я похитителей огнем напугала, ладно?
– Ладно. А ты можешь?
– Внутри людей горит огонь, – Феола зажгла крохотные огоньки на кончиках ногтей, повертела пальцами перед подругами. – Это не моя сила, но я справлюсь.
Тереса кивнула.
– Хорошо. Мы так и будем говорить, что ты огневичка.
– Но слабая, – дополнила Феола.
– Хорошо. Слабая огневичка, – кивнула Мерседес. – Спасибо, Фи.
– Не за что. Девочки, давайте разбегаться. Мерседес, на тебе все самое серьезное. Скажи, ты сможешь поговорить с ювелиром и продать ему этот жемчуг? Твои пять процентов.
– Да. И без процентов. Ты мне уже подарок сделала.
Феола кивнула. Ладно, пусть так. Она потом еще подумает, что подарить подругам.
– Второе. Вспомни все, что знаешь про родителей. И расспроси следователя. Поняла?
– Да.
– А я наведу справки в полиции, – решила Тереса. – У меня там троюродный брат работает. Задавала страшный, но ради такого случая – потерплю.
Феола кивнула.
– Давайте, девочки. Так и решили, так и делаем!
Зачем им это нужно? Стоит ли лезть не в свое дело? А вдруг им от этого станет только хуже?
В пятнадцать лет такие сложные мысли в голову и не приходят как-то. И рядом не проходят. Надо помочь – и девочки идут, и помогают. И все для них правильно.
Лоуренсио вкушал кофе.
Да, именно не пил, а вкушал, ему очень нравилось думать о себе именно так.
Вот чашечка из тонкого, словно яичная скорлупа, фарфора, вот блюдце, вот лежит рядом тонко нарезанный лимон, вот сыр…
Алисия так рано не вставала никогда.
Феола напротив, уже давно встала и куда-то ушла… м-да. Родители ее совершенно распустили.
Лоуренсио с неудовольствием вспомнил момент, когда в их жизни появился шаман. Феола была еще совсем крошкой, только-только ползать начинала.
Адэхи просто появился в гостиной.
Вошел и застыл, глядя на маму и Феолу. Алисия забилась в угол и заревела. Сам Лоуренсио, стыдно вспоминать, попросту обмочился под его взглядом. А Фи засмеялась и протянула к нему ручки.
Хотя что такого было-то в шамане?
Вроде и не в полном церемониальном облачении пришел, обычный старик в льняной рубахе и таких же штанах, разве что босой. Седые волосы стянуты кожаным ремешком,
Мама тогда тоже испугалась, но смогла и поздороваться, и пригласить гостя. Она поняла, кто это.
Может, по татуировкам, которыми было покрыто лицо гостя.
Может, по бериллу, размером с куриное яйцо, который висел у него на груди.
Может, по змее, которая обвивалась под рубашкой вокруг запястья шамана…
Лоуренсио так и не знал, что сказал Адэхи отцу, что сказал матери. Но шаман остался в их доме.
И – всё.
На Феолу стало невозможно как-либо повлиять. Она говорила и делала, что пожелает. Сам шаман мог драть ее за уши, но если Лоуренсио хотел приблизиться к сестре…
Нереально. И точка.
Хотя… зачем ему нужна была эта малявка? Росла она себе – и росла. А вот когда она начала лезть не в свое дело…
Вот как вчера!
Он едва со стыда не сгорел перед Анхелем, хорошо еще, друг все понял…
А это что такое?
Лоуренсио взял с подноса небольшой белый конверт.
Синьёр, вы сваими гонками убили чиловека.
Есле не хатите, чтобы об этом все узнали, с вас сто монет золотом.
Отдадете хозяену таверны «Рыжая крыса». Скажите – для Крыса, он мине пиредаст.
Или я всем раскажу, как звали биднягу, каторого вы сбили на мобиле.
Сначала Лоуренсио даже не понял смысла письма.
Потом оскорбился, что его назвали сеньором.
И только потом…
Ударило осознание. Жестко, резко, остро…
Да, гонки.
И ночь, и улицы города, и эйфория, и удар о мобиль… и кровь. И Анхель говорил, что никто никого не убил? Или…
Лоуренсио сжал гадкую бумажку в кулаке так, что едва не порвал.
Нет-нет, он подождет, он не станет паниковать, он…
Вот придет Анхель, и они обсудят эту ситуацию.
Сначала Мерседес хотела устроить бабушке и деду скандал.
Окажись они вот прямо рядом-рядом, она бы так и поступила.
А чего они?!
Это ее папа и мама! То есть папа… слезы потекли самопроизвольно. Закапали на воротничок платья… папочка. Как страшно осознавать вот это слово – навсегда.
И что тебя – нет!
Впрочем, в семнадцать лет смерть осознается плохо, даже своя. Поэтому Мерседес долго не плакала.
Маму она не потеряет! Не даст! Не позволит!!!
Итак, что именно она может сделать?