Танго железного сердца
Шрифт:
Я говорю вполголоса:
— Придется уйти отсюда — как можно дальше. И все начинать сначала.
«Да», — жестом показывает Киклоп. На груди у него висят на шнурке блокнот и свинцовый карандаш. И еще он надел свои очки.
Самоубийство, думаю я.
Но что еще остается?
Я прикидываю ресурс. Машины у нас старенькие. Даже если выдержит цилиндр высокого давления, а там явно намечаются трещины… Бедная «Селедка» — из речной канонерки в морской круизный лайнер.
— Куда нам идти? — говорю я Киклопу. — Давай,
Он задумывается. Киклоп пишет:
«Мадагаскар».
Я отрываю взгляд от листа и говорю:
— Ты в своем уме? Это же больше тысячи миль! — сминаю листок и бросаю в воду. Течение уносит его к кувшинкам. — Нет, не может быть и речи. Придумай что-нибудь другое.
Он снова берет в лапу карандаш и выводит медленными крупными буквами:
«М А Д А Г А С К А Р».
Черт.
Я поднимаю бинокль к глазам. Низкий хищный силуэт «Гуаскара» на фоне заходящего солнца кажется акульим. Черное на красном. Наша проблема номер раз: они перекрыли нам выход из залива.
Одно утешает — «Гуаскар» не боевой корабль, поэтому на нем нет артиллерийского вооружения. Это монитор каторжной охраны, не знаю, как она сейчас называется…
Поэтому на носу «Гуаскара» установлен счетверенный пулемет. Наша проблема номер два.
Потому что с пулеметом тоже придется что-то решать.
Я убираю бинокль, который некогда принадлежал капитану «Селедки». Застегиваю потертый кожаный чехол и возвращаюсь обратно. На веранде меня уже ждет Киклоп. Я говорю:
— Знаешь, что такое «демократическое правительство»? Это правительство, которое состоит из одних секретарей.
Киклоп молча смотрит на меня сквозь очки.
Я вздыхаю.
— Твое чувство юмора меня убивает, — говорю я. — Ты хотя бы понял, в чем соль шутки? Ладно. Ну, мог бы хоть сделать вид… Не хочешь, как хочешь. Обри, приветствую! — жму руку. — Фернандо, рад видеть.
— Адмирал, — он кивает. Такой голос мог бы быть у пушечного затвора.
Фернандо Монтез из бывших морпехов, служил на островах. Шла заварушка с дикарями, граната взорвалась слишком близко. Фернандо лишился руки и половины челюсти. Нижняя часть его лица — железная. После войны он был замешан в чем-то криминальном, бежал.
Когда Фернандо открывает рот, в округе начинают выть собаки.
Что ж, все в сборе. Военный совет объявляется открытым.
Я говорю:
— Диспозиция следующая: залив — это горлышко бутылки. В качестве пробки — «Гуаскар». Так же морская пехота может атаковать нас по суше. Ночью они, скорее всего, не рискнут, поскольку плохо знают местность — и к тому же они все еще надеются на нашу капитуляцию.
Но рано или поздно они решаться. И тогда мы проиграли. Остров не так велик, сами знаете. Переловят нас здесь поодиночке или скопом, неважно. В общем, как ни крути, вывод неутешительный — нашей прежней жизни пришел конец. Понимаете?
Они молчат. Впрочем, все это было переговорено между нами еще до прихода морской пехоты. И не раз.
— Мы понимаем, адмирал, — говорит Фернандо за всех.
— Сколько человек возьмет «Селедка»? — спрашиваю я Обри. Он нехотя отвечает:
— Не больше пятидесяти. И то с риском перегрузки.
Я качаю головой.
— Так мы потеряем скорость. Нет, не годится. Взять лодки и каноэ на буксир?
— Вариант, угу. — Обри чешет лоб. — Только тогда мы все равно будем плестись, как беременная корова. И «Гуаскар» превратит нас в решето за пару минут.
— Да, это еще один вопрос. — Меня прерывает стук в дверь. — Войдите!
Рокки приносит чай. На подносе, на белой салфетке — помятый латунный чайник, чашки (все разные), настоящий серебряный молочник (молоко, правда, козье) и пачка твердокаменных галет. Все в лучших традициях британского военного флота.
Англичане — лучшая морская нация мира.
А мы просто будем пить чай.
Когда чай допит, галеты догрызены, наступает время расходиться. Потому что основное мы уже решили.
А если решили, надо действовать.
— Фернандо, удачи вам и вашим людям! Обри, действуй, как договорились. Киклоп… ну, ты знаешь. — Я провожаю гостей и остаюсь на пороге, глядя на Либерталию. Это мой дом. В темноте стрекочут цикады. По всему селению горят фонари и костры. Сегодня никто не хочет сидеть в темноте — и я их понимаю.
— Сэр, скоро восемь часов. Вы просили предупредить.
Рокки.
Вот кто у нас настоящий самец гориллы. Огромная сила. Одновременно робок и страшно вспыльчив. В юности Рокки был влюбчивым, рахитичным, слабеньким юношей. И очень от этого страдал. Женщины…
Однажды Рокки проснулся на улице, а у него вместо тонких слабых рук — мощные стальные, вместо нижней половины тела — несущая база, как у шагающего автоматона. Теперь он стал чудовищно силен, но, увы — зачем ему теперь внимание женщин?
Будь осторожен в своих желаниях.
— Назначаю тебя флаг-офицером, — говорю я.
— Есть, сэр! Так точно, сэр! — Рокки салютует. — Спасибо, сэр!
Пауза. Он переминается с ноги на ногу. Бу-дум, бу-дум.
— Ты что-то хотел спросить, Рокки?
— Сэр, а кто это — флаг-офицер?
— Главный по связи, — поясняю я. В желтом свете фонаря кружат москиты. Какая-то тварь пытается ужалить меня в руку, я прихлопываю её ладонью. — У меня для тебя будет особое задание. Слушай внимательно, Рокки…
Сегодняшний фильм называется «Где-то в Саноре». Настоящий вестерн с трюками, выстрелами и хорошими парнями — все, как я хотел.
В главной роли актер, которого я раньше не видел. Джон Уэйн, высокий красивый парень с открытым лицом. Что он вытворяет на лошади, это надо видеть!