Танго железного сердца
Шрифт:
Забавно, но он чем-то напоминает мне Джека Форингтона. Одно слово: американцы.
Проходя мимо, я слышу, как у одного из костров читают глухим монотонным голосом, точно заклинание:
— И выпьет жизнь и кровь твою из мрака Эри-Кува…
Эри-Кува, белая обезьяна из Синвильских болот.
Призрак.
Ужас пляшет красными отсветами на лицах.
Эри-Кува. Кува, Кува!
Каторжный ангел смерти.
Чтобы такое сделать с моим
Подозреваю, существует единственное средство…
— Рокки, сегодня будут танцы.
Объятия юных девушек. Много перебродившего тростникового сока, чуть-чуть контрабандного виски. И танго.
Я стою в полутьме, пластинка крутится — шшш, шшш.
Ядвига. Иногда мне кажется, что из тени выйдет она, пойдет через всю веранду — и у меня заранее перехватывает дыхание.
Движение бедер под платьем. Носок лаковой туфельки. Я не видел лучшего изображения бога…
Потом она скажет: Козмо. Я скажу: Яда. Или ничего не скажу.
А Киклоп будет стоять у перил, и только единственный глаз его в темноте будет тихонько поблескивать…
Мечты.
Это танец одиночества и похоти, Козмо.
Я закрываю глаза и танцую. Одинокий похотливый старик в мятой белой фуражке.
Я вспоминаю. Мы танцуем с Анитой под звуки танго. Обри ушел чинить машины. И вообще, музыка — это не для него.
— Хорошие истории включают в себя три обязательных элемента, — говорю я, улыбаясь.
— Какие же?
— Кровь, любовь и танцы.
Анита смеется, запрокидывая голову. Прекрасна.
Меня трогают за плечо. Открываю глаза.
— Сэр, простите, — это Рокки. — С того берега сигналят. Похоже на азбуку Морзе.
— Уже иду. — Я поворачиваюсь к Аните. — Долг зовет, пани…
Я ухожу в темноту, а она остается стоять под звуки танго. Отойдя метров на двадцать, я оборачиваюсь и машу ей рукой.
Грезы.
Мои лишь только грезы…
— Сэр, — говорит Рокки осторожно. — А с кем вы там разговаривали? Кто такая Ядвига?
Шум прибоя. В мое время это называлось фонарь Ратьера. Одним движением рукоятки можно закрыть фонарь и снова открыть. Я иду по песку к обрыву, на краю которого расположен наш наблюдательный пункт. Обычно отсюда мы наблюдаем приход кораблей. Здесь же наш Ратьер.
— Поворачивай его, — приказываю. — Киклоп, вставай сюда, будешь сигнальщиком.
Вдалеке, в кромешной тьме другого берега залива вспыхивает огонь. Начинает передавать. Читаю.
— Это лейтенант Йорк. Кто говорит?
Я поворачиваюсь к Киклопу.
— Передавай. Это адмирал Дантон. Чему обязан?
Щелк, щелк, щелк-щелк-щелк. Сигнальный фонарь — наша единственная дальняя связь. В ясные ночи мы можем связаться даже со станцией на побережье Кето. Если повезет.
То есть, у нас нет радио. Правда, если Фернандо справился со своей задачей, у морпехов его тоже больше нет.
Фонарь морской пехоты сигналит, я читаю:
— На одну из наших палаток упало дерево. Вы что-нибудь знаете об этом?
Я хмыкаю.
— Передай: Кто-нибудь пострадал? Нужна помощь?
Пауза. Затем следует ответ:
— Помощь не требуется, но наша рация уничтожена. Повторяю: вы что-нибудь знаете об этом?
Вот оно. Молодец, Фернандо!
— Передай: Сочувствую. Деревья здесь часто падают.
На этот раз пауза длится много дольше.
— Сколько вам лет? — спрашивают оттуда. Мне прямо чудится во вспышках света интонация Йорка. Интересный оборот принимает наша беседа.
— Приятно, что вы интересуетесь, лейтенант. Киклоп, передай: скоро будет пятьдесят девять.
— Выглядите старше, — отвечает прожектор с той стороны залива.
Киклоп хмыкает. Ему смешно, старой обезьяне.
— А вам?
— Двадцать восемь, — Йорк, опережая мой выпад, сигналит: — Выгляжу прекрасно, спасибо.
— Рад за вас. К чему этот обмен любезностями?
Пауза. Фонарь опять разражается чередой вспышек — раздраженных.
— Адмирал, вы лжете. Завтра, если вы не примете условия ультиматума, я заставлю вас ответить за все лично. И плевать я хотел на ваш возраст.
У нас с ним похожее чувство юмора.
— Предлагаете дуэль? — я усмехаюсь. — Киклоп, передавай: предупреждаю, лейтенант, я — прекрасный стрелок.
Зеленая бутылка из-под хереса. Испания, урожай 1930-го года. Если понюхать горлышко, там все еще остается пряный сухой аромат.
Красные холмы Испании. Я никогда там не был.
И тогда я поднимаю револьвер, укладываю его на локоть, большим пальцем взвожу курок. Пуля-цель, думаю я, пуля-цель. Зеленая бутылка плавает на мушке. Еще никогда я не был так холоден и спокоен, как сейчас. Пуля. Цель. Пуля…
Задерживаю дыхание и мягко жму на спуск.
Ба-бах! Револьвер едва не вылетает у меня из руки. Да уж, навыки я утратил.
Бутылка хоть бы дрогнула.
Ворчание Киклопа за моей спиной переходит в ржание. В откровенный хохот. Вы когда-нибудь видели, как гориллы делают это? Киклоп сидит на корточках, уперевшись костяшками в землю, время от времени задирает морду вверх и издает серию насмешливых: ух, ух, ух. И еще раскачивается. Это… несколько раздражает.
— Что? — говорю я. — Что смешного?