Танк смерти (Советская оборонная фантастика 1928-1940)
Шрифт:
— Здорово! Теперь куды хошь ползи…
— Никаких тебе…
— Тихо! — сказал полковник и голоса замолкли. — Майчук, вперед!
С потушенными огнями мы двинулись дальше, а за нами и впереди росла темнота и весь мир, казалось, прислушивался к нашим движениям, нашим шагам. Мы преодолели еще два больших подъема. Полковник посмотрел на карту.
— Правее! Стоп! — Майчук, пойдешь со мной. Вы остановитесь здесь! — обратился он ко мне и, подойдя ближе, сказал вполголоса:
— Я не буду подвергать вас испытанию. Вы останетесь только зрителем. Но никаких безумств! Поняли? Мною отданы приказания на
Я молчал и ждал.
Полковник скрылся во тьме и скоро вернулся:
— Вперед!
Мы не прошли и двухсот шагов, когда Майчук сполз с передка и приложил руку к козырьку:
— Так точно, здесь.
Я остановил машину. За деревьями мутнело небо. Мы подошли к самому обрыву. Внизу мирно спали какие-то постройки. Пять огней, только пять огней я насчитал в этом маленьком местечке, но я сразу узнал его: станция Н., до сих пор неприступная позиция, удерживающая напор неприятеля, путающая его карты. Мишка Зверев — почти легендарный герой, засевший здесь, со своим отрядом, под надежной зашитой высоких скал. Теперь эта защита рухнула. Танк полковника С. свел ее на нет.
Огненные мысли рождались и гасли в моей голове. Передо мною развертывалась трагедия, а я мог быть только зрителем, только зрителем!
Огненный дьявол кинул во тьму блистающие огни. Они развернулись пышными цветами и осветили станцию. Вон сломанная будка, около нее лафет и человек с винтовкой, застывший в недоумении. Люди, еще люди. Крики и одинокие выстрелы.
— Огонь!
Одно, второе, третье, четвертое — заговорили орудия своим беспощадным, убедительным языком. Они громили, разносили в прах старенькое здание и маленькие сараи. Полковник сам управлял орудиями. Я сидел, не зная — живу ли я или весь этот ужас порождение ночного кошмарного сна.
Сколько времени продолжалась эта гекатомба?
Меня привел в сознание окрик полковника:
— Финита! По местам!
Я механически взялся за руль и на мои глаза упали капли пота, сбегающие с моего лба. Солдаты, веселые, задорные, толпились у машины.
Мы тронулись обратно. Я поставил танк на месте и, отказавшись от завтрака, упал на койку. Сна не было. Его сменили странные видения, полубред.
Наступили сумасшедшие дни. Лишенный возможности какого-либо активного протеста, я сопровождал полковника в его экспедициях и скоро наш танк стали называть «танком смерти».
Сколько раз я искал случая уничтожить эту проклятую машину, погибнуть вместе с ней; сколько раз я подстерегал полковника. Напрасно! Он был осторожен и внимателен. Но развязка приближалась и я ждал ее. Полковник как будто потерял чувство меры. Я видел, как у него превращается в спорт это уничтожение противника, как он пускается в опаснейшие авантюры, без всякой надобности. Что могло произойти с этим уравновешенным человеком? Хотел ли он получить полное признание его изобретения или он топил в угаре войны поднявшийся в нем протест культурного человека?
Однажды я сказал ему:
— Отпустите меня. Я имею право на это. Сдержите свое слово.
— Еще немного. Вы мне еще нужны. А слово свое я сдержу!
Вероятно, мое расстроенное воображение подсказало мне, что в последних словах была какая-то зловещая нотка. А может быть…
Медлить было нельзя.
Мы разбили
Дорога была совершенно незнакома, да собственно, дороги-то и не было, а мы прокладывали ее среди низкорослого кустарника. По крутому подъему и по некоторым особенностям я определил, что подъем скоро кончится обрывом.
Внезапно я остановил машину. Полковник обернулся ко мне и сразу почувствовал опасность. Он выхватил револьвер, но я вышиб его и мы схватились грудь с грудью.
Молча, на пространстве одной сажени, ударяясь о разные рукоятки, колеса и углы, мы продолжали борьбу. Он был достаточно силен. Смертельная опасность придала ему силы и я с ужасом почувствовал, что слабею. Мы катались по полу, рыча, как звери, и в эту минуту спасительная мысль прорезала мой мозг: если погибать, так вместе. Сохраняя остаток сил, я улучил момент и дернул рычаг. Машина дрогнула и медленно поползла вперед, туда, к обрыву. Я торжествовал: мы погибнем вместе с этой проклятой машиной и я буду отомщен.
Полковник выл от бешенства. Я вторил ему. Страшная картина. Как часто ночью я вскакиваю в ужасе и предо мной опять этот танк, злобное лицо полковника и наша последняя борьба.
Машина двигалась неуправляемая и вдруг сильно накренилась. Толчок отбросил полковника в угол. Я прижал его там и цепко схватил за горло. Он бил меня по голове, но я сжал ему горло из последних сил и задушил, как зверя.
Теряя сознание, я перевалился через борт и упал среди тишины, вдруг объявшей меня.
Я очнулся, когда синие сумерки обволакивали горы, а воздух был холоден и крепок, как вино.
Вечерняя тишина и ни звука кругом.
Шатаясь, я добрел до обрыва и свесился вниз.
Там, у подошвы, темнела громада танка. Я, не отрываясь, смотрел на него.
И вдруг мне показалось, что он шевелится, поднимается и сейчас поползет сюда, управляемый, как «Летучий Голландец», своим мертвым капитаном. Ужас был так велик, что я закричал.
Эхо коротко вернуло мне мой крик и снова наступила тишина.
Я встал и побрел прочь, в полусознании, без цели, без желания, безразличный.
Только бы скорей отсюда, от этого проклятого места.
Я знаю, что скоро умру. Никакое чудо меня не спасет.
У меня на руках все чертежи, которые я составил по памяти, все описания, по которым можно построить танк полковника С.
Пусть они принесут пользу моей стране, которая в огненных страданиях рожает миру новый мир.
Линард Лайцен
ГИБЕЛЬ БРИТАНСКОГО СРЕДИЗЕМНОМОРСКОГО ФЛОТА
(1928)
В течение шести месяцев все приключения в 315-й камере были рассказаны и вечером после переклички наступала томительная скука. Не помогала тайная игра в карты, происходившая по темным углам вопреки воле большинства; не помогали дискуссии и обсуждения самых разнообразных животрепещущих вопросов. Нужна была перемена, — это было единственное средство. Приходилось искать выхода. Необходимость заставляла, и в конце концов временный выход был найден.