Танки ведет Рыбалко. Боевой путь 3-й Гвардейской танковой армии
Шрифт:
Неоднократно упоминалось также слабое применение пехотой и танками собственного вооружения и стремление командиров перекладывать решение любых тактических задач на армейскую артиллерию и тяжелую артиллерию усиления: «Пехотные огневые средства ближнего боя — винтовки, автоматы, пулеметы, ружья ПТР, ротные минометы, орудия ПТО и полковые пушки — в бою использовались плохо. Мало из них стреляют, а начальники требуют все время стрельбы из артиллерии более крупных калибров».75 «Не использована вся мощь огневых средств частей, борьба за уничтожение огневых точек противника со стороны отдельных командиров сводилась
Своеобразным итогом осмысления опыта управления войсками, организации боевых действий и боевого применения войск можно считать выступление на разборе итогов операции начальника оперативного отдела штаба армии полковника Зиберова: «Каждая боевая операция заканчивается победой или поражением. Но бывают такие, которые кончаются ни тем, ни другим. Таких операций много в истории. Мы в своей операции не имели позора и не приобрели славы, о которой заговорили бы далеко за пределами нашей армии. Мы имели на это шансы. Мы не сделали того, чего могли сделать.
Несмотря на такой исход нашей операции, она оставила большие уроки, которые надо изучать, чтобы в будущем иметь меньше недочетов и ошибок.
Мы не добились больших успехов в силу многих причин. Главнейшие из них следующие.
Первое. Мы, с точки зрения оперативно-тактического искусства, воевали в разрез важнейшим основам военного искусства. Так воевать можно только против слабого противника. Против такого противника, как немцы, надо воевать грамотно, искусно.
Военная наука учит — лучшими формами боя являются охват, обход, окружение. Так учит устав, так учит опыт многих войн и боевых операций. Применяя эти формы, побеждали в далекие времена, используя эти лучшие формы боя, побеждают сейчас.
Мы в своих операциях, ни в ротном, ни в бригадном, ни в корпусном масштабе не применили лучших форм боя. Мы выдавливали противника, гнали перед собою, когда имели возможность охватывать, окружать его боевые порядки. В результате мы несли большие потери, нанося слабые удары врагу. Мы боялись применить лучшие формы боя, чтобы самим не попасть в окружение. Бывают и такие случаи. Но против этого надо иметь противодействие, обеспечение флангов, сильные вторые, третьи эшелоны. Мы их иметь могли.
На войне немало риска. В нашей операции мы могли идти на риск разумный, рассчитанный. Без этого нет победы. Это один из наших крупных недочетов.
Второе. Мы в нашей операции не применили второго основного принципа в массовом применении танков. Удары наши были «растопыренными пальцами». Копцов81 здесь говорил о действиях его корпуса под Ожигово;
Некоторые считают, что большое количество танков нельзя было применить по условиям местности. Это неверно. Мы плохо изучаем местность, мы хуже врага знаем нашу родную землю. Ведь не секрет, когда радистка к 40 добавила ноль и получилось «400 танков противника» появилось в направлении Госьково, никто не заявил, что в этом направлении противник не сможет использовать такое количество танков по условиям местности. Получался парадокс — мы не можем там применить и сто танков из-за плохой местности, а противник может применить 400 танков. Вот как получается нелогично.
В действительности мы вдоль опушки лесов в направлении Озеренский, Мызин или через высоту 250.2 могли применить 100–200 танков. Противник не устоял бы против этого железного катка, поддерживаемого таким большим количеством артиллерии, которое было у нас. Мы бы смели его. Пехота пошла бы за танками. Она у нас была устойчивая, хорошая пехота.
Это второй наш крупный недочет. Только по этим двум причинам нельзя было рассчитывать на крупную победу над врагом.
Третьим нашим недочетом было — плохое взаимодействие танков с пехотой и наоборот, а также танков и пехоты с артиллерией. Обычно у нас не хватало для организации взаимодействия времени. Взаимодействие организовывалось поверхностно. Сигналы не соблюдались, ориентиры не использовались. У Ожигово упустили пехотную роту только по вине отсутствия взаимодействия. Артиллерия долго не открывала огня по уходящим, не зная, чья это пехота. А стоявшие в 200–300 метрах наши 9 танков от уходящего противника не атаковали только потому, что не видели врага, а подходившая пехота наша не указала танкам этой цели. А стрельба по своим — разве не результат плохого взаимодействия?
Четвертой очень важной причиной наших неуспехов является плохая разведка. Разведку не умеем организовывать, не умеем вести.
Я говорю о недочетах, которые не позволили нам закончить операцию так, как мы все этого хотели. Мы имели возможность разбить стоявшего перед нами врага, но мы полностью этого не добились. Наш наступательный порыв ослаб. Мы задержали врага, отвоевали у него известный участок нашей земли шириною 20 км, глубиною 7–8 км, отвоевали 11 населенных пунктов. Но этого мало. Мы имели возможность прославить нашу армию».82
Глава 2
ОСМЫСЛЕНИЕ БОЕВОГО ОПЫТА
Высшее военное руководство страны пристально изучало доставшийся дорогой ценой боевой опыт, получая его «из первых рук»: 22 сентября 1942 г. командующий 3-й танковой армией П.Л. Романенко присутствовал на рабочей встрече с участием И.В. Сталина в Кремле.83 Результаты осмысления опыта, полученного в ходе летних операций Красной Армии, нашли отражение в приказах Наркома Обороны № 306 и № 325, положенных в основу боевой подготовки войск 3-й танковой армии наряду со сделанными на разборе итогов Козельской операции выводами.