Танкист, или «Белый тигр»
Шрифт:
Комбриг от возбуждения ревел не хуже Иван Иваныча. Он привычно поставил ноги на плечи сумасшедшего аса - удар сапогом - краткая остановка, еще удар - продолжение движения. Иван Иваныч это помнил. Он забыл все остальное, но это он помнил. К восхищению новичков, на поросшем кустарником, с оврагами и пригорками, поле, командирская машина выкидывала настоящий цирк.
– Давай, давай, черт лысый!
– хрипел Козья Ножка, уже не сомневаясь, что этот механик никуда теперь от него не денется, что страшный Череп будет с ним до самого конца, и он ни за что, ни за какие коврижки никому такого механика уже не отдаст, ибо в недалеком будущем единственный шанс на спасение - водила, всегда знающий, как и куда поворачивать, как сманеврировать, как газануть, а, значит, вовремя выскочить; ведь в бою, а тем более, в танковом, ничего не значащая жизнь человеческая исчезает за долю секунды.
– Как же ты попался тогда на Дуге?
– проорал он механику после того, как „тридцатьчетверка“ остановилась. Иван Иваныч, уставившись на своего нового командира, не понимая вопроса, напрягся.
– Как сам умудрился сгореть, козья твоя ножка?
– продолжал выпытывать комбриг.
– Борт не успел подставить?
И здесь Иван Иваныч вновь вспомнил, Что-то на секунду высветило его сумрачное прошлое.
– „Тигр“ - ответил внезапно Череп.
– „Белый Тигр“!
Глаза его воспылали, он затрясся от ненависти.
К зиме 42-го немцы выкатили на передовую свой ответ на всемогущество „тридцадьчетверок“; [4] квадратные бронтозавры фирмы „Хеншель“ были непробиваемы, но особый трепет вызвали пушки, от которых за километр сгорали даже „КВ“.
[4] «Тигр» оказался самым тяжелым в мире, самым вооруженным, и до 1944 года, практически неуязвимым немецким танком, который попортил нам много крови.
Достаточно сказать о его весе - почти 60 тонн. Для того, чтобы гигант не проваливался от собственной тяжести, катки на нем расположили в шахматном порядке. Pz T-V1 - первый танк, который вместо рычагов имел штурвал - махиной можно было легко управлять. Лобовая броня составляла 100 миллиметров и была для наших танкистов практически неуязвима. С бортами тоже приходилось повозиться - нужно было подойти на расстояние не более 500 метров (а в реальности боя и того ближе), однако Pz T-V1 редко кого подпускал к себе. Его 88-мм танковое орудие - пожалуй, самое грозное и лучшее из всех на то время существующих. Что касается знаменитой своим качеством оптики, а так же традиционной, очень хорошей выучки экипажа (здесь мы долгое время просто безнадежно отставали), остается только констатировать прискорбный факт - бороться с подобным зверем нашим ребятам было чрезвычайно тяжело. Танкисты в буквальном смысле чувствовали себя голыми, когда сталкивались с этими проклятыми машинами. Так, в 43-м году из своей 76-мм пушки они могли поразить «Тигр» с близкого расстояния (все те же 500-300метров) и то, лишь новым подкалиберным снарядом (а их выдавали под расписку по три штуки на боекомплект). Сложность состояла в том, что даже при всех благоприятных обстоятельствах поражались не все, а определенные места. Нужно было изловчиться и влепить «подкалиберный» в борт между опорными катками (за ним размещалась боеукладка «Тигра»), или под основание башни (тогда ее клинило), или по стволу пушки, или по задней части (там располагались бензобаки). Или, на худой конец, били по колесу-ленивцу, по ведущему колесу, по опорному катку или гусенице. От остальных частей снаряды попросту отскакивали. Доходило до того, что «тигры» спокойно выползали навстречу «Т-34», нисколько не опасаясь последних. Вот, в качестве примера, воспоминание танкиста Н.Я Железнова: «…они („тигры“ - прим. автора) стоят на открытом месте. А попробуй подойди? Он тебя сожжет за 1200-1500 метров! Наглые были!… Мы как зайцы от „тигров“ бегали и искали возможность как бы так вывернуться и ему в борт влепить. Тяжело было. Если ты видишь, что на расстоянии 8000-1000 метров стоит „Тигр“ и начинает тебя „крестить“, то, пока водит стволом горизонтально, ты еще можешь сидеть в танке, как только начал водить вертикально - лучше выпрыгивай! Сгоришь!»
Появление на «тридцатьчетверках» 85-мм орудия исправило положение - можно стало даже выходить один на один. Но все равно, до конца войны пресловутые Pz T-V1 оставались для нас самыми нежелательными противниками.
[5] «МГ-42» - страшное оружие. Наши солдаты называли их «гитлеровскими косами». Попадая в кость, пуля из такого пулемета попросту вырывала ее из тела.
Летом 43-го белый убийца обнаружил себя под Курском в районе знаковой Прохоровки. Аэроразведка предупредила о нем Катукова и Ротмистрова. [6] Тотчас были высланы штурмовики, но попытка, как всегда, провалилась. Не смотря на свалку с применением сотен машин, Летучий Голландец и здесь неизменно выделялся белой окраской, и на этот раз шел впереди своих боевых порядков, блестя латами, словно тевтонский рыцарь. «Тридцатьчетверки» остервенело открывали по «тигру» бесполезный огонь. За весь день ни один снаряд знаменитых и гибельных для остальных «тигров» и «пантер» САУ-152 не пробил его башни. [7] Отгоняя огнем наседавших со всех сторон преследователей, сам, в свою очередь, получая в борта десятки «подкалиберных» и «бронебойных», «Белый Тигр» оставался неуязвимым - и к исходу великой битвы окончательно потерялся в дыму и пламени.
[6] М. Е. Катуков - один из выдающихся советских танковых командиров. Его бригада, в составе которой находились «Т-34» в 41-м году полностью разгромила танковую колонну Гудериана под Тулой (именно тогда в частях панцерваффе распространилась тотальная боязнь перед «Т-34», который казался неуязвимым). В ходе Курского сражения генерал командовал 1 Танковой армией. Решительные контратаки его боевых машин на немецких флангах не в последнюю очередь вынудили Манштейна начать отход после знакового Прохоровского сражения. Вообще, к концу войны было создано 6 гвардейских Танковых армий:
Т.А.
– М. Е. Катуков
Т.А.
– А.И. Радзиевский
Т.А.
– П.С. Рыбалко
Т.А.
– Д.Д. Лелюшенко
Т.А.
– И.Т. Шлемин
Т.А.
– А.Г. Кравченко
[7] Пожалуй, единственным достойным врагом «тигров», «пантер» и «Фердинандов» на 1943 год оказалась наша самая мощная в мире самоходка САУ-152 (орудие 152 мм) - которая, при удачном выстреле (конечно, с приемлемого расстояния), могла оставить от любого немецкого танка одни гусеницы. Имя ей дали соответствующее - «Зверобой».
– Он, проклятый!
– вновь в невероятной злобе произнес Иван Иваныч, и комбриг тотчас сообразил, с кем столкнулся его не вполне здоровый механик.
А Найденов скрипел зубами.
Через две недели бригада, перемахнув Днепр, принялась уминать гусеницами Правобережную Украину. Еще через день с марша атаковала некую Бехеревку. От пуска ракетницы до ответа замаскированных «восемь-восемь» прошло каких-нибудь пять минут - но этого времени хватило с лихвой. Из шестидесяти пяти «коробок» до хохлятских мазанок добралось пять. Сгорели, облитые брызнувшей соляркой, лейтенант-мальчишка, узбек и урка вместе с юнцом-водителем. Пораженные осколками брони при ударах «болванок», сгинули опытные наводчики и необстрелянные командиры, молодые башнеры и пожилые механики (в миру шоферы и трактористы). Дымом очередного танкового жертвоприношения затянуло полгоризонта. Однако, немцы не выдержали. К ночи, в очередном, освобожденном ценой погибели тысяч людей, крохотном пункте собрались остатки приданной бригаде пехоты (мертвые цепи ее лежали перед окопами), артиллеристы, чудом протащившие свои «76» [8] по изжеванному гусеницами и ямами полю, плачущие от бессилия девочки-санитарки, охрипшие от неистощимой ругани капитаны и полковники - и немногочисленные оставшиеся «безлошадными» танкисты. Вымазанные кровью и копотью, последние не могли придти в себя. Но не столько обыденные ужасы обыденной бойни, сколько выкрутасы командирского «Т-34» потрясли всех их до печенок.
[8] Имеются ввиду советские 76-мм пушки ЗИС-3, одни из самых массовых в нашей армии. Немецкие солдаты за характерный звук выстрела звали их «бам-бум».
В начале боя ни о чем еще не подозревающий Козья Ножка, приказал механику отогнать командирскую машину на пригорок возле края леска - там развернулись приданные ему самоходчики на своих бензиновых «зажигалках». [9] Отсюда хорошо были видны крыши и колоколенка - излюбленное место корректировщиков и снайперов. Проигнорировав опасность, комбриг привычно уселся на башне. Однако, поруководить на этот раз не пришлось. От внезапного рывка он свалился обратно в распахнутый «сдвоенный люк». [10] В самом танке башнера нещадно швырнуло на боеукладку - но ничего не чувствующий, осатаневший Найденов уже вопил так, что порой заглушал мотор. Ударившись лбом об орудийный затвор, комбриг на мгновение потерял сознание, а «тридцатьчетверка» рывками и галсами понеслась к битком набитой эсэсовцами злосчастной деревне.
[9] «Зажигалки» - хорошо известные в войсках СУ-76. У самоходки был бензиновый двигатель. При попадании снаряда СУ-76 вспыхивала как спичка. Судя по воспоминаниям, за это свойство ее не особо любили, поэтому СУ и получила подобное прозвище. Тем не менее, выпускалась она до конца войны.
[10] Так называемый «большой люк», характерен для «Т-34» ранних выпусков. По идее «большой» или сдвоенный люк был предназначен для покидания танка сразу двумя членами экипажа - заряжающим и наводчиком. Кроме того, он предназначался для ремонта и замены 76 мм орудия. Именно через него можно было вытащить люльку с зубчатым сектором вертикальной наводки. Через него так же вынимали и топливные баки, закрепленные в надгусеничных полках корпуса. Но для экипажа люк оказался неудобен и тяжел: раненным танкистам было его не открыть. К тому же, в случае, если люк заклинивало (а такое случалось), башнеры погибали. Жалобы и боевой опыт вынудили конструкторов перейти к двум отдельным люкам башни. Вообще, люки опытные танкисты всегда старались держать открытыми. (На более поздних танках командирская башенка запиралась защелками на пружинах - с ними с трудом справлялся даже здоровый человек. Поэтому, пружины снимались самими танкистами и оставлялись только защелки.). Вообще, когда снаряд попадал в башню, счет времени, для того, чтобы покинуть машину, шел на секунды. Иногда люк закрепляли брючным ремнем. Один конец цепляли за защелку люка, а другой обматывали вокруг крюка, державшего боеприпасы на башне. В случае попадания «если что - головой ударил, ремень соскочит и ты выскочишь» (Воспоминания танкиста А. В. Бондаря).
Все последующее для тех, кто находился в танке, обернулось ужасом. Командир, башнер и стрелок - пассажиры, от которых теперь ничего не зависело - могли только всеми своими мягкими (и твердыми) местами ощущать, как «Т-34», Бог невесть, как, избежав неизбежных «болванок» под башню, со всего разбега наскочил на немецкую пушку, перевалил ее, и летел по единственной улице. Иван Иваныч был невменяем и орудовал рычагами с упоением маньяка. Прожигающие глаза Черепа (люк был распахнут), наводили ужас на гренадеров, внезапно, нос к носу, обнаруживших перед собой чудовище, выскочившее из преисподней. Иван Иваныч, тем временем, подцепил еще одну пушку, развернулся и покатался взад-вперед по очередному замешкавшемуся расчету. Все остальное разбегалось. «Т-V1», в тыл которым неожиданно заскочила сумасшедшая «тридцатьчетверка», ошалело ворочали башнями, но дома и всеобщая паника мешали наводчикам. Наконец-то вскарабкавшийся на сиденье Козья Ножка бесполезно возился с радийной связью. Затем, он вовсю принялся лупить по спине механика офицерскими хромовыми сапогами. «Белый тигр»!
– ревел в ответ Иван Иваныч, кидая машину то влево, то вправо. При этом он не забывал останавливаться и крутиться на месте - всякий раз под гусеницами что-то хрустело. Перепуганный комбриг прильнул к щели командирского люка, но ничего в этом бедламе не смог разглядеть - мелькали то мазанки, то черный снег, то разбегающиеся во все стороны паникеры.
– «Белый тигр!» - завывал Иван Иваныч. Останавливать его было бессмысленно. Оказавшаяся в заложниках у безумца троица надеялась теперь на «авось» - стрелок-радист нажимал на гашетку, паля в небо и в землю, комбриг, которого спас от верного сотрясения мозга вовремя натянутый танкошлем, проклинал себя за то, что связался с идиотом (ему пришло было в голову застрелить водителя, но рука почему-то так и не потянулась к трофейному «Вальтеру»). Башнер каким-то чудом вспоминал все забытые ранее молитвы. А Иван Иваныч давя людей, словно клопов, и не обращая внимания на щелканье пуль по броне, своим нещадным ревом вызывал на бой полумифического врага. Ему просто невероятно везло. Две «болванки», отметившись снопами искр, скользнули по борту и продырявили низкие облака. Еще один снаряд - теперь уже «восемь-восемь» направленный наверняка с расстояния меньше пятисот метров - (Козья Ножка, единственный из экипажа заметивший «Т-V1», помертвел) - задел ручку вмерзшего в землю плуга и улетел с прощальным визгом, перекрывшим рев мотора и водителя.
– «Белый тигр»!
– хрипел Иван Иваныч.
Все смешалось перед глазами отчаявшегося комбрига. Наконец, над ним смилостивились высшие силы и послали тот единственный, осколочно-фугасный, который, прямехонько и аккуратно угодив в моторное отделение, остановил неугомонного водилу уже за околицей - поиски проклятого «тигра» на этом закончились. Поняв, что двигатель угроблен, Иван Иваныч заплакал, и сражение завершилось. Механика следовало бы тотчас расстрелять. Однако, обеспечив прорыв остальных сил, он передавил и перекалечил в деревне столько народу и техники, что ни о каком трибунале не могло быть и речи - оставалось дожидаться награды (тем более, победный исход приписывали лихому мужеству самого комбрига).
Едва не наложивший в щегольские командирские «галифе», Козья Ножка скатился с брони. Обогнув обездвиженный танк и встретившись глазами с Черепом, подполковник мгновенно забыл весь мат и, бессильно трясясь и пританцовывая перед люком, выдавил из себя совершенно детское и неожиданное:
– Пошел ты к черту! Больше я с тобой воевать не буду… Куда угодно катись… Забирайся в любую «коробку» - если дураки найдутся. Чтоб я больше тебя не видел…
Найденова определили в другой экипаж. Оставшиеся в бригаде танки кое-как привели в порядок, и завертелись дневные и ночные побоища за подобные деревеньки и хутора, которые брались с ходу и перед которыми сгорали целые дивизии. Награжденный медалью, а, затем, представленный к ордену, механик приобрел мрачную известность. Звали его уже Ванькой Смертью. И правда: стоило только Ивану Иванычу добраться до рычагов - повторялась одна и та же безобразная картина - он рвался на запад в поисках Призрака, не слушая очередного, охрипшего до синевы, командира. Удивительно, но, при всем своем самоубийственном поведении, Ванька Смерть обладал невиданной интуицией - танк его вертелся ужом на сковородке, и до того, как «тридцатьчетверку» успевали остановить, она неизменно прорывалась к окопам вермахта. Там начиналась настоящая вакханалия - гусеницы рвали пехотинцев на части, вминали их в промерзшую землю, давили и хоронили в траншеях. Вскоре, уже среди немцев начала свое неизбежное хождение легенда о Мертвом Водителе - видно, кто-то из спасшихся все-таки успел разглядеть ужас, сидящий за рычагами. Но, как бы там ни было - такое не прощалось даже мертвецам; на «коробку» обрушивался невиданный огонь, в котором любая другая машина не продержалась бы и нескольких секунд. Однако самым удивительным образом весь этот шквал разнообразных «болванок» и «подкалиберных» отскакивал, рикошетировал и пролетал мимо. В конце концов, зачастую уже далеко в немецком тылу, заговоренную «тридцатьчетверку» сжигали - целым и невредимым неизменно к своим возвращался только Иван Иваныч. Как и почему ему удавалось выкарабкиваться из груды обломков - никто не знал. От механика принялись шарахаться, тем более, он всегда сам вызывался в разведку боем (верная гибель для остальных). [11] Политработники не могли на Ивана нарадоваться. С добровольцем отправляли понурый экипаж, а там все вертелось по кругу; танк прорывался куда-то вглубь - об этом свидетельствовали дым и выстрелы - затем все стихало. Танкисты поминали ребят и проклинали водителя. Как-то после очередного прорыва Иван Иваныч исчез на двое суток, чему все, за исключением околачивавшегося все то время в окопах корреспондента одной из фронтовых газет, обрадовались. Оживление оказалось недолгим - на исходе третьих, под утро, Ванька Смерть, перепугав своим видом часовых, все-таки свалился в родную траншею - в иссеченном осколками, истерзанном комбинезоне, в рваном танкошлеме, прокопченный и безобразный. Появилась статья (правда, без фотографии), об этом со всех сторон удивительном герое. Схватив очередную награду, он тут же занял место механика в очередном обреченном танке. Командиры (а их сменилось немало), все, как на подбор, молодые ребята, орали, грозили трибуналом, вытаскивали «ТТ» и наставляли штатные ППШ - без толку. Заговоренный Найденов устремлялся в самое пекло. Удивительно, но никто так и не решился его пристрелить. Кончалось тем, что экипажи оставались гореть в разбитых машинах, а Ванька Смерть садился на новую. Штабное начальство гордилось им. Личный состав - от командира батальона и ниже - угрюмо его ненавидел.
[11] Разведка боем - самое страшное, что могло случиться с экипажем. Танки посылались для проверки прочности обороны противника, для выявления его огневых средств и т. д.
– то есть практически на верную гибель, ибо выполняли роль своеобразного «живца»: именно по подобным «разведчикам» открывали огонь замаскированные немецкие батареи. По воспоминаниям танкистов, почти всегда подобная разведка заканчивалась либо ранением, либо (что чаще) смертью. Вот почему поначалу вызывались добровольцы, а если таковых не находилось - назначали смертников.