Танкист из штрафбата
Шрифт:
Что касается Сани Деревянко, то он был самым счастливым, если этим словом можно обозначить его чувства: упоение в бою, азарт победителя в смертельной схватке и жажду мести. Рев танкового двигателя заглушал предсмертный скрежет железа германской оружейной промышленности. Незавидной была и участь артиллеристов, попавших под танк: гусеницы вминали их в землю вместе с касками.
Расправились с артиллерий – уже легче, но остались еще разрозненные, неподавленные участки обороны. А у их пехоты приказ тот же, что и у наших: позиции не сдавать, окопы не покидать.
И вот тут Деревянко отвел душу. Крича в запале что-то непечатное, он завалился гусеницей в окоп и прокатился сначала в одну сторону, раздавил с хрустом пулемет MG-42, по команде Родина развернулся и потом проутюжил окоп в обратную сторону, устроив немцам братскую могилу.
Еремеев, дождавшись очередного приказа, пошел месить окопы на другом фланге. Конечно, это легче, думал Родин, когда мы все пушки уже подавили…
В экипаже Огурцова все были ранены, погиб радист-пулеметчик Алим Магомедов. Снаряд попал прямо в то место, где он сидел. Но этого Родин пока не знал, рано еще было докладывать об освобождении села Егорычи. Бой готовил им еще одно испытание.
Уцелевшие после мясорубки в окопах, выскочившие из-под гусениц, как зайцы, немецкие солдаты бросились в заросли неубранной кукурузы.
– Пострел, догоняем! – приказал тут же командир.
Танк сминал сухие двухметровые стебли, как спички, но шли медленно, ограниченный обзор не позволял сразу увидеть отходящего противника. Как только угадывались человеческие фигуры, танкисты открывали огонь из двух пулеметов, выкашивая впереди кукурузу.
Проторив дорогу в зарослях, выехали прямо на полевую дорогу. Неожиданно Родин увидел в трехстах метрах справа «тигр». Немцы отреагировали быстро, башня стала разворачиваться в их сторону. Сердце остановилось, пронеслась худая мыслишка: «Неужто конец?» Но команда вылетела автоматически: «Бронебойный!» Заряжающий рявкнул: «Готово!»
Иван, быстро переведя пушку вправо, поймал «тигр» в прицел и нажал педаль спуска орудия. Грохот выстрела и – спасительный победный салют огненных брызг на броне вражеского танка, тут же ярко-красные языки пламени, которые охватили «тигр».
Смерть и на этот раз обошла их стороной. Иван отвалился на спинку сиденья, отупело глядя перед собой и ничего не видя… Сердце, кажется, вновь начинало колотиться.
Первым отозвался Сидорский:
– Командир, ну ты – просто ас!..
Руслик добавил:
– Здорово, командир, как ты успел!
Деревянко молчал, ждал команды.
А Иван отрешенно сказал:
– Сейчас, ребята, мог быть конец! – И тут же прежним зычным голосом дал команду: – Пострел, вперед!
Механик-водитель, вдохновленный победой в поединке и тем, что остался жив, с радостью врубил вторую передачу, танк резво помчался по полевой дороге к главным силам. За ним пристроилась «тридцатьчетверка» Еремеева.
Бражкин по рации приказал им выдвинуться на окраину села. Сражение завершилось. На поле боя догорали три Pz Kpfw III и еще два «тигра». Картину довершали наши потери – четыре танка. Итого от роты с учетом потери танка Огурцова осталось всего четыре машины – две его и две Бобра.
«Но куда делись еще шесть „тигров“ и один Pz Kpfw III? – с глухой досадой подумал Иван. – Неужели, пока мы штурмовали это чертово село, они вышли в наш второй эшелон и месят там все подряд, как только что делали мы?»
От этих мыслей его оторвал Бражкин, приказавший выстроиться в походную колонну и двигаться на исходный рубеж, Родин – направляющий.
Еще издали по черным дымам Иван понял, что это горели танки. Не спутаешь ни с чем. И уже за полтора километра стали видны все семь рванувших на оперативный простор немецких танков. Теперь и им, нижним чинам, стал ясен хитроумный замысел командования. Заманили легкостью победы и раздолбали прямой наводкой 76-мм дивизионных пушек замаскированных батарей истребительно-противотанкового полка.
Родин тут же получил от Бражкина (видно, откуда-то сверху) индивидуальную задачу: объехать все подбитые танки, если кто уцелел из экипажей, как обычно, действовать по ситуации: тяжелораненых или сопротивляющихся пристрелить и собрать, если не сгорели, документы.
Выслушав ротного, Родин скривился: ковыряться в чужих трофеях неприятное занятие. Но артиллеристам ходить по полю – уйдет уйма времени, да и позиции оставлять негоже.
– Братцы, нам доверили зачистку подбитых машин, – сообщил он экипажу.
– Похоронную мессу исполнит гвардейский экипаж… – торжественно вставил Сидорский.
– Саня, вперед! – скомандовал Родин.
Когда остановились у первого танка, Родин приказал Кириллу взять автомат. Вместе они спрыгнули на землю. Попавший снаряд оставил почти идеально круглую дыру в боковой части башни. Танк чуть подкоптился, но окрас не пострадал: темно-желтое покрытие с ржаво-коричневыми пятнами. Вместо крестов слева на лобовой броне корпуса была нанесена эмблема подразделения «несущийся буйвол», рядом белой краской – номер 111.
Сидорский вскочил на борт и дал в открытый люк автоматную очередь. Но все пятеро членов экипажа были мертвее мертвых. Обгорелые трупы командира, радиста, заряжающего и наводчика так и остались на своих местах. Механик-водитель смог выползти на броню и там умер от тяжелых ран.
У других танков были поражены попаданиями гусеницы и опорные катки. Их разворачивало, и в борт, в кормовую бронеплиту артиллеристы добавляли по два, а то и по три снаряда. Шансов уцелеть не оставалось. Но Сидорский, береженого бог бережет, исправно давал внутрь машин обязательную очередь.
«Тигр» под номером 143 получил снаряд в лобовую броню.
– Красиво, – оценил Родин. – Вошел четко под прямым углом.
Отстрелявшись, Кирилл заглянул в танк.
– Командир, здесь офицер, капитан.
– Посмотри его сумку с документами.
– Айн момент!
Брезгливо скинув вниз развороченные снарядом останки, Кирилл взял почерневшую, в засохшей крови командирскую сумку, прихватил и цейсовский бинокль.
– Битте! – протянул он сумку, бинокль оставив себе.
– Бинокль сюда, – пресек попытку не по чину зажать трофей Иван.