Танкист из штрафбата
Шрифт:
Девушка была само совершенство: пилоточка чуть сдвинута, вздернутый носик, перетянутая ремешком изящная талия, короткие сапожки, погончики рядового… Нет, армейская форма совершенно не скрывала и не умаляла ее красоты. Но стоять с оглушенным видом, терять ту короткую связь, когда они встретились глазами, – значит уже не вернуть эти мгновения.
И он сказал первое, что пришло в голову: «Вы любите полевые цветы?» Иван понимал, симпатичной шатенке часто приходится слышать комплименты армейских нахалов, плоские шутки, заигрывания изможденных
А цветы… Их было целое поле, огромное, до горизонта, природа-матушка расстаралась всеми красками радуги, их неброская красота звала и манила… Протяни ладони и собирай в охапку.
Но это поле было минным. Не до горизонта, конечно, но прямо перед передним краем.
И торчали предостерегающие таблички с нарисованным черепом и костями – привычно-уродливая примета войны.
«Вы подождете? – хитрые бесенята заиграли в глазах Ивана. – Я мигом, одна нога здесь, другая – там!» Для минного поля это прозвучало двусмысленно.
«Вы с ума сошли! – Она на самом деле испугалась, когда Иван, махнув рукой, неторопливо пошел за цветами. – Там же мины!»
«Я заговоренный! – весело ответил Иван. – А даже маленькая мечта дамы для меня – закон!»
«Я вас ни о чем не просила, вернитесь, сумасшедший!» – Она чуть не ломала пальцы от ужаса и бессилия. И даже хотела побежать за чокнутым лейтенантом, но сдержалась, и не из-за страха. Не пристало приличной девушке в звании рядовой у всех на виду гоняться по полю за офицером.
А Иван уходил все дальше по траве, издали казалось, что он уже не касался земли, а парил. Сердце бедной телеграфистки сжалось, как птичка, угодившая в силок. «Господи, псих ненормальный, вернись…» – шептала она, понимая, что, если лейтенант подорвется прямо сейчас, на ее глазах, она не переживет, хоть самой бросайся на мины. И кляла себя, что ее бездумный ответ будет стоить жизни этому юноше-романтику.
Так он дошел до девственно чистого, не тронутого колесами и гусеницами поля, зажмурившись, наклонился и самозабвенно вдохнул терпкий запах разнотравья: ромашки, дербенника, бузульника, васильков, полыни и еще многих других – белых, фиолетовых и желтых.
«Эх, лечь бы сейчас в эти травы и глядеть в небо», – подумал он, как бывало в детстве в деревне. Но поле было изранено осколками и отравлено вживленными в него минами.
Иван сорвал наугад самые красивые цветы, получился большой пышный букет. «Если начнут стрелять, – пришла мысль, – можно будет залечь и замаскировать ими хотя бы голову».
Обратно он шел торопливо, рисоваться и рисковать было уже ни к чему. Девушка ждала, бессильно опустив руки.
«Вы болван, товарищ лейтенант! – мрачно произнесла она. – Вам что, жизнь не на что тратить?»
«Это вам от болвана-лейтенанта! – вдохновленно произнес Родин, протянув букет. – Кстати, звать болвана – Иван».
Она не взяла цветы, отвернулась и пошла. Но не так-то легко было отвадить Ивана.
«Тогда я посажу их обратно, где взял!» – крикнул он уходящей девушке.
И он действительно пошел – что возьмешь с Ивана-болвана.
Она остановилась, чуть было не сказала «скатертью дорожка», даже губу прикусила.
«Вернитесь… Я возьму ваши цветы!»
Иван просиял и через мгновение уже стоял возле дамы.
«Спасибо!» – сказала она, принимая букет.
«Ради такой красоты и… красавицы… – Иван не нашелся вдруг, что дальше сказать, и почувствовал себя мальчишкой. – В награду скажите хотя бы свое имя».
Она чуть усмехнулась: «Ольга».
«Ольга… Какое красивое имя».
Не хотелось уходить, прерывать эту невидимую серебристую нить, которая их соединила; несколько минут – просто миг в океане времени, а сколько чувств, страха, негодования, обиды, растерянности и облегчения, когда он вернулся с романтичным букетом…
«Иван, мне пора». В глазах еще оставался укор, но на прощание Ольга улыбнулась.
«Мы еще встретимся», – без сомнений произнес Родин.
Она не ответила.
Иван пошел в свою роту, размышляя о том, что его романтичный порыв был с хорошей свинской подкладкой. По сути, Иван не сильно-то и рисковал, единственно, что снайпер мог подстрелить. Прошлой ночью саперы именно на этом направлении сделали проходы в минном поле для каждого танкового взвода. Здесь была низина, она позволяла скрытно выйти на рубеж развертывания. Передали проходы той же ночью, как говорится, из рук в руки. И обозначили, использовав стволы срубленных деревьев, покрасив их с тыльной стороны белой краской. Ольга их не заметила, а враг – тем более.
Глава шестая
Нет ничего хуже долгой дороги на марше. А если эта дорога изувечена нашими «Junkers-Ju-88» или советскими штурмовыми бомбардировщиками… Единственная надежда, что подложенные мины, вырванные из земли взрывами, не уцелеют.
Так размышлял командир взвода 2-й роты 505-го батальона тяжелых танков (schwere Panzer Abteilung 505), бортовой номер «тигра» 123, лейтенант Вильгельм Зиммель. Он восседал на башне. Только что ему пришла в голову интуитивная мысль сменить фуражку на каску. Сделав это, он заодно снял и протер от пыли защитные очки.
Серые, унылые и привычные приметы войны уже давно не трогали его: смердящие мертвые лошади, остовы сгоревших грузовиков, раздавленные артиллерийские орудия, обугленные Т-34 и «Pz Kpfw III» и останки экипажей. Пламя войны выжгло все деревья вдоль дорог, оставив где почерневшую листву, а где всего лишь огарок черного ствола.
Вильгельм подумал, что в первых числах августа в Faterland, в его родном Потсдаме, гораздо теплее. И уж точно по ночам совершенно не холодно. Ну а о предстоящей русской зиме вообще думалось с тоской и содроганием.