Танковая атака
Шрифт:
Выражая полную готовность принять посильное участие в ожидающемся увеселении, бывший подполковник Семибратов молодцевато спрыгнул с мотоцикла, вытянулся перед Мордвиновым во фрунт, выпятил грудь, щелкнул каблуками и вскинул руку в нацистском приветствии.
– Зиг хайлюшки, партайгеноссе Анатолий фон Степанович! Слушайте, пока не забыл. Я знаю место, где можно недорого прикупить исправную душегубку. Не интересуетесь? Нет? Надо у Сергея Аркадьевича спросить – вдруг ему нужна?
«Партайгеноссе» отреагировал на его мальчишескую выходку кривой, с оттенком сдерживаемого нетерпения, нерадостной улыбкой.
– Хорошо, что вы вовремя, – сказал он. – Точность – вежливость королей.
– И
Мордвинов еще раз холодно улыбнулся, отдавая должное умению собеседника быстро сравнивать счет. С ним заговорили, как с прибывшим по вызову водопроводчиком, и он немедленно дал адекватный ответ, тоном и словом «хозяин» напомнив, что и сам Анатолий Степанович недалеко от него ушел.
– У него важные переговоры, – сообщил он. – Маленький форс-мажор, мелкие издержки большого бизнеса. Он скоро освободится. Пойдемте, я вас провожу на наш машинный двор. Только сначала сдайте пистолет.
– Простите?..
– Вы меня слышали. Тут нет ничего личного, просто таковы правила.
– Но в прошлый раз…
– В прошлый раз мы были одни. А сегодня сюда приедут люди, за любого из которых и Сергея Аркадьевича, и меня в случае чего просто растерзают. Я понимаю, что вы не собираетесь никого из них убивать, да и возможности такой у вас не будет, но сед дура – дура лекc…
– Закон суров, но это закон, – перевел Семибратов. – Дальше можете не объяснять. Есть правила, не допускающие исключений, и правила внутренней безопасности относятся как раз к этому разряду. Держите. Только не потеряйте, это не просто шпалер, это – память!
Держа за ствол, он рукояткой вперед протянул Анатолию Степановичу свой блестящий, будто игрушечный, «парабеллум» с прозрачной рукоятью, а затем, слегка приподняв руки, со снисходительной улыбкой развел их в стороны. Подошедший сзади охранник быстро ощупал его от подмышек до щиколоток и, кивнув в знак того, что все чисто, удалился. Он ступал практически бесшумно; Мордвинов задался вопросом, как это Семибратову удалось почуять его приближение, а потом заметил, что солнце светит бывшему разведчику в спину, отбрасывая на светлый бетон подъездной дорожки четкую тень, и успокоился: никакой мистикой тут и не пахло, просто Семибратов был наблюдателен, отлично знал порядок и неплохо соображал. Кроме того, прямо перед ним находилось огромное зеркало – стеклянный фасад дома, которое заменяло глаза на затылке много лучше, чем перемещающиеся по бетону тени.
– Извините, – сказал Анатолий Степанович.
– Порядок есть порядок, – ответил Семибратов.
Они рука об руку зашагали в сторону потерны, ведущей на полигон. Мордвинов на ходу задрал полу френча и пристроил «парабеллум» сзади за пояс брюк. На руках у него, несмотря на теплую погоду, были перчатки из тонкой коричневой кожи.
– Зад себе не отстрели, учитель, – рискуя нарушить хрупкое перемирие, негромко посоветовал Семибратов.
– Бросьте, – сказал ему Анатолий Степанович, – зря стараетесь. Я вас не боюсь, и ссориться со мной не в ваших интересах. То, о чем вы говорите, было в прошлой жизни. Здесь я на своем месте, Кулешов без меня, как без рук…
– А его жена, Марина Игоревна? – перебил Семибратов. – Она без вас, как без чего, а?
– Что за бред? – сбившись с шага, изумился Мордвинов.
– Так уж и бред, – хмыкнул Семибратов.
– В любом случае это вас не касается, – неприязненным тоном сообщил Анатолий Степанович.
– Вот тут вы правы, я не папарацци и не адвокат по бракоразводным процессам, чтобы рыться в чужом белье. Не беспокойтесь, трезвонить я не стану. Я – могила…
– Не понимаю, о чем вы толкуете. Не понимаю, хоть убейте.
– Заманчивое предложение, – сказал Семибратов. –
«Если успеешь», – подумал Анатолий Степанович.
«Тут и думать не о чем», – подумал Глеб Сиверов.
– Прошу вас, – сказал Мордвинов, указывая на вход в потерну, и вежливо посторонился.
Они вступили под гулкие бетонные своды и зашагали на доносящийся откуда-то спереди приглушенный звук множества работающих вразнобой моторов. Глебу показалось, что бетонный пол под ногами слегка вибрирует, но это, вероятнее всего, был просто плод воображения, как и чувство, что идущий сзади Мордвинов вот-вот выстрелит ему в затылок из «парабеллума». Если Глеб хоть немного ошибся в расчетах, этот глухой подземный коридор и впрямь мог стать для него расстрельным. Дразнить упыря в немецкой униформе в таком случае наверняка не стоило; впрочем, в этом случае сюда вообще не стоило приезжать. Если он ошибся в оценке ситуации и фигуры на шахматной доске стоят не так, как ему представлялось, а как-то иначе, дальнейший ход событий вполне предсказуем: пуля в черепе и безымянная могилка в дальнем конце полигона, в которой его похоронят вместе с мотоциклом и немецким танковым шлемом, который презентовал генерал Потапчук. Если, если…
– Планы немного переменились, – сказал Мордвинов. Догнав Глеба, он пошел рядом. – Наш главный механик настаивает на том, чтобы сделать пробный выезд в поле еще до прибытия гостей. Такое случается – не часто, но случается. Со стороны может показаться, что он, механик, просто мнительный человек, но я сто раз убеждался: во всем, что касается машин, интуиция у него просто великолепная. Если он опасается, что какая-то из «коробок» может заглохнуть в десятке километров от ремонтного бокса, то так оно, скорее всего, и произойдет – разумеется, если вовремя не принять меры. В общем, дополнительная проверка не помешает. А когда соберутся гости, я дам сигнал по рации, и танки вернутся в район мишенного поля, чтобы дальше работать по программе.
– То есть, – замедлив шаг, чтобы закурить, сказал Глеб, – выехать предстоит… – Он посмотрел на часы. – Прямо сейчас, да?
– Если вас это устроит, – кивнул Мордвинов. – Собственно, если мир не перевернулся вверх тормашками и мои люди не начали игнорировать отдаваемые мной распоряжения, все машины, кроме вашей, уже должны были выдвинуться. Как вы понимаете, настаивать на чем-либо я не вправе. Не хотите – танк уйдет в поле без вас.
– Почему это, собственно, я должен этого не хотеть, если я именно за этим и приехал? – пожал плечами господин Семибратов. – Какая мне разница – часом раньше или часом позже? Потренируюсь в наведении орудия на ходу, это полезнее и интереснее, чем вертеть рукоятки, стоя на месте. И потом, если я откажусь, то, во-первых, подведу вас с Сергеем Аркадьевичем – у вас ведь нет башенного, верно? А во-вторых, что мне тут делать – водку в подсобном помещении хлестать? Попадаться на глаза гостям человеку с моей репутацией явно не стоит, среди них вряд ли есть кто-то, не способный сложить два и два – мою трудовую биографию и полученный «Спецтехремонтом» госзаказ на утилизацию Т-62. Так что лучше мне перед ними не отсвечивать.
– Спасибо за понимание, – с самым серьезным видом кивнул Мордвинов.
У Глеба опять возникло ощущение, что он спит и видит какой-то бредовый сон. Окружающие вели себя, как участники описанного Льюисом Кэрроллом чаепития в «Алисе в стране чудес»; в их словах и поступках начисто отсутствовали логика и здравый смысл, а общая линия поведения выглядела просто самоубийственной. Принимая участие в этом странном фарсе, он и сам поневоле действовал и говорил, как помешанный; он плыл по течению, слыша впереди усиливающийся шум водопада, и не мог ни повернуть назад, ни выбраться на берег.