Танковая бойня под Прохоровкой. Эсэсовцы в огне
Шрифт:
Они сели в окопе и закурили. Только Эрнст остался на ногах наблюдать. Блондин встал рядом с ним и притянул верхнюю губу к носу. Облизнул пот с губ, сдвинул стальной шлем назад и вытер рукавом лоб. Маскировочная ткань потемнела и влажно заблестела. Внутри боевого порядка штурмовых орудий взлетала земля. Они ехали, останавливались, стреляли. Только «Тигры» безостановочно шли вперед. Одно штурмовое орудие задымило. Из другого били языки пламени. Взрывы между танками стали реже.
Эрнст крикнул вдоль траншеи:
– Пауль, справа!
Метрах в ста пятидесяти от их окопа убегали русские. Пауль дал очередь. Левее ударил еще один пулемет.
– Это минометчики, Цыпленок. Удирают от наших танков. Немного поздно, слишком поздно!
Кто-то крикнул: «Вперед!» А Эрнст проворчал:
– Что, опять уже пора в мясорубку?
Танки помогли.
Блондин бежал в отделении последним. «Хорошо слева, хорошо справа. Все шло хорошо, до сих пор только один раненый. Я думал, будет хуже. Боже мой, пусть и дальше все будет хорошо. Слева – справа хорошо». Танки шли полным ходом, не стреляя. «Там, впереди! Это позиции. Позиции минометов. Еще шестьдесят метров. Хорошо. Еще пятьдесят – хорошо». И тут русская пехота открыла огонь. Вокруг защелкали и засвистели пули. Раздался резкий грохот выстрела. «Противотанковая пушка! Неужели танки не все разбили? Или это уже другой рубеж противотанковой обороны? Второй?» Штурмовые орудия снова открыли огонь. А гренадеры пошли вперед короткими перебежками. Слева от Блондина бежал пулеметный расчет 2-го взвода. «Слишком близко, – подумал он, – увеличьте интервал!» На подъеме он упал, услышал позади разрыв и почувствовал удар взрывной волны! Третий номер лежал неподвижно, ящики с лентами – в нескольких метрах от него. Второй номер полз к нему, и Блондин услышал крик:
– Оставайся внизу, Герд! Оставайся внизу!
Блондин видел пыльные фонтанчики от очереди, видел, как ее след пересек ползущего и как тот дернулся.
– На помощь! Помогите!
И снова крик:
– Оставайся внизу, Герд!
Тот размахивал руками и кричал, хотел подняться, был опрокинут взрывом, дернулся и остался лежать.
Эрнст вбежал в фонтан взрыва! У Блондина перехватило дыхание. Когда облако пыли и дыма осело, он увидел, что мюнхенец бежит дальше. «Черт возьми! – присвистнул Блондин. – Ведь чуть не прибило! А где Вальтер?» И тут он увидел, как Вальтер медленно падает на колени и валится вперед.
Блондин ударил кулаками о землю: «Проклятое дерьмо! Черт возьми! Вальтер!» Мимо пробегали солдаты. Блондин вжал лицо в землю и задыхался. «Только бы не зареветь! Только бы не зареветь!»
Какой-то роттенфюрер присел рядом с ним:
– Что случилось? Тебя задело?
Блондин посмотрел вверх и узнал старого друга Хайнца из 3-го взвода.
– Ничего, Хайнц, хочу только посмотреть, как зацепило Вальтера.
– Вальтера? Он что…?
Блондин смог только кивнуть головой.
– Дело дрянь, но что делать, Цыпленок, ничем не поможешь. – И он хлопнул Блондина ладонью по каске. – Мы должны идти дальше, нам надо догнать своих. Беги, взвод уже на минометной позиции!
Они разошлись, и Блондин попытался улыбнуться, но у него вышла гримаса отчаяния.
На выдающемся вперед участке траншеи он догнал свое отделение. Между развороченных минометов и погибших расчетов он сначала увидел Эрнста, жевавшего за обе щеки. Пауль, Йонг и Зепп брали новые ленты из ящиков, Куно и Камбала курили, сидя друг напротив друга и спорили. Петер сидел в нескольких шагах в стороне от них, один, зажав пулемет Вальтера между колен.
– Где Ханс?
Эрнст показал ножом куда-то в сторону:
– У командира взвода.
Блондин подсел к нему. Когда он подумал о еде, ему стало плохо. Ему хотелось только пить. Он отвинтил крышку фляги. Пойло было теплым и безвкусным.
– Вальтер погиб.
– Я знаю, – проворчал Эрнст. – Все это вообще скверно выглядит. У нас еще ничего. Шестнадцать убитых в роте! Нашему ротному досталось!
– Убит?
– Прямое попадание из противотанковой пушки!
– Лихой был мужик. Знаешь, как он ходил на отдыхе в тыловом районе? В мягких юфтевых сапогах, шароварах, прошитый комиссарский ремень, тропическая рубашка цвета хаки. Словно английский лорд. И в мягкой фуражке с лихим заломом слева от орла.
– И без орденов.
– Точно, Эрнст. Ни одной побрякушки он не носил, ни Железного креста, ни штурмового значка, ничего – было даже странно.
– У него был Рыцарский крест, не то Крест военной заслуги, и он, кажется, этого стыдился.
– Зато хорошенькая жена!
– Жена? Он что, был женат?
– М-м, я видел ее фотографию, стояла у него в комнате.
– У него тогда были разумные взгляды, когда он говорил: «Мне не нужно торжественных маршей и винтовок «на караул». Почетный караул мне не нужен, мне нужны только бойцы с одиночной подготовкой!»
Эрнст ухмыльнулся:
– «С одиночной подготовкой!» Над этим даже Ханс смеялся. На что сейчас годятся одиночные бойцы, Цыпленок? Ты можешь мне сказать, где, когда и как я могу воевать один? Например, я один против противотанкового района обороны или против минометной позиции? Сражения с использованием техники, и бойцы с одиночной подготовкой? С джиу-джитсу против Т-34? Только в качестве снайпера! Значит, ты еще подходишь под бойца с одиночной подготовкой! – Он рассмеялся. – Но снайперы всегда действуют вдвоем, два бойца – наименьшая боевая единица!
– Но его слова об элите были хороши! – улыбнулся Блондин.
– Мы – элита, а…
– А она всегда впереди! – Эрнст перешел с диалекта на «хохдойч». – И о том, чтобы мы всегда были впереди и первые вступали в борьбу с врагом, об этом я позабочусь!
Эрнст прислушался, схватил друга за рукав:
– Давай, Цыпленок! Там – одиночные окопы! – а отделению крикнул: – Ложись!
Он исчез в окопе. Блондин прыгнул в другой, и тут грохнуло! «Сталинские орга́ны!» Блондин увидел первые разрывы и спрятал голову за кромку окопа. «Великолепный окоп! Вообще, лучшее укрытие! Полная гарантия остаться живым, если только не будет прямого попадания. Кроме того, он почти комфортабельный! Есть узенькая ступенька, чтобы сидеть, и достаточно пространства для ног, так как окоп сильно расширяется книзу. Сделан для того, чтобы продержаться. Если бы была бутылка водки и жратва, то все эти «рач-бум», артиллерия, пулеметы и вся эта дерьмовая война могут идти на… – Он скривил лицо: – Единственное, покакать сейчас нельзя. В животе урчит и булькает – из-за кофе или от голода? Но сегодня вечером надо непременно сходить – с пустой кишкой спится гораздо лучше. Когда же это я ходил в последний раз? Вот тоже большое дело, – он притянул верхнюю губу к носу, – ни в одной книге про войну об этом не пишут. Муштра на казарменном дворе, наступление, артподготовка, товарищество, геройская смерть. Да, но когда и где солдат может сходить по-большому, если приспичит, об этом – ни строчки. Точно так же, как и со страхом. Самое необходимое для всех людей было и будет забыто. Странно, – подумал он, – сижу под огнем «сталинских орга́нов» и думаю, когда могу сходить в клозет. А клозет – это вообще смешно!»
Он глянул за кромку окопа. В нескольких метрах от него показался зачехленный маскировочной тканью стальной шлем. Эрнст тоже осматривается, как и он. «Откуда здесь взялось столько бойцов? Только что прекратился огневой налет, а эти идиоты уже снова побежали». Он узнал Хайнца и окликнул его. Тот рассмеялся, махнул рукой и ответил:
– Мы теперь – авангард! Дрыхните дальше, а мы бежим на Курск!
Ханс прокричал:
– Медленно впере-о-о-од! Держать дистанцию!
Эрнст выругался, повесил автомат на шею, в уголке рта – наполовину искуренная сигарета: