«Танковая дубина» Сталина
Шрифт:
М. Солонин в книге «22 июня. Анатомия катастрофы» сообщает: «Последняя предвоенная «Ведомость наличия и технического состояния боевых машин по состоянию на 1 июня 1941 г.» (ЦАМО, ф. 38, оп. 11353, д.924, л. 135–138, д. 909, л. 2—18) свидетельствует, что на вооружении войск пяти западных приграничных округов числилось (не считая устаревших и выведенных из состава боевых частей танкеток Т-27) 12 782 танка, из которых «годными к использованию по прямому назначению» (1-й и 2-й категорий, то есть «новыми» и «вполне исправными») были 10 540 танков — 82,5 % всего парка. В частности, в Киевском ОВО… числилось 5465 танков, из них к 1 — й и 2-й категориям отнесено 4788 единиц (87,6 %)» (с. 328). Ссылаясь на «Статистический сборник № 1», Л. Лопуховский и Б. Кавалерчик дают несколько иные цифры. Они, в частности, сообщают, что на 1 июня в пяти приграничных округах имелся 13 701 танк всех типов (12 765 танков и 936 танкеток), из которых 11 003 относились к 1-й и 2-й категориям — то есть были полностью годными к использованию («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 442–443).
Отмечу, что упомянутая ведомость не учитывала новейшие танки — Т-34, КВ и Т-40, поступившие в приграничные округа с 1 по 22 июня (таковых, напомню, было не менее 206 единиц), а также машины, которые успели отремонтировать за три предвоенных
Тем не менее в том, что касается общего количества советских танков в приграничных округах на 22 июня 1941 года, я буду ориентироваться на достаточно консервативную цифру в 14 200 танков, упомянутую Р. Иринарховым со ссылкой на ВИЖ. Она, кстати, весьма близка к цифре в 13 981, указанной М. Барятинским. В том же, что касается общего количества исправных танков в западных военных округах на ту же дату, я буду исходить из 11 660 машин («по Барятинскому»), Подозреваю, что в будущем — когда историки таки досчитают все советские танки — обе цифры будут пересмотрены в сторону повышения. Вновь попробуем разбить общее число танков по типам. В скобочках я указываю источник данных.
Таблица № 6
Несколько пояснений относительно источников. Прежде всего, подобной таблички с подробной разбивкой я нигде не нашел, поэтому и пришлось составлять ее самому. По некоторым типам я использовал информацию, данную М. Барятинским в его книгах «Великая бронетанковая война» и «Танки Второй мировой». Подругам машинам — скажем, в отношении Т-28 и Т-35 — я предпочел ориентироваться на учетные ведомости, приведенные М. Коломийцем («Сухопутные линкоры Сталина»), и подсчеты Р. Иринархова («Киевский Особый»). Достаточно полезным инструментом оказалось и составленное мною Приложение № 3: в нем я обобщил все известные мне данные по численности тех или иных типов танков в советских мехкорпусах на 22 июня 1941 года. К сожалению, данные эти в основном почерпнуты из учетных ведомостей на 1 июня 1941 года. В отношении новейших плавающих танков Т-40 я использовал лишь цифру их наличия в Киевском Особом военном округе, упомянутую М. Барятинским. На самом деле этих танков в приграничных округах было, конечно, гораздо больше. К категории «прочие» (цифра-«затычка») как раз и относятся танки, по которым я не смог найти более или менее точную информацию. В нее, в частности, входят старые, но боеспособные МС-1, вооруженные 45-мм пушкой, которые незадолго до начала войны оказались в западных округах. В тех же 1619 «неопознанных» машинах числятся танкетки Т-27. По-видимому, как и Т-27, снятые с вооружения МС-1 использовались в качестве учебных машин или были переданы в распоряжение укрепрайонов.
Теперь несколько статистических показателей. Во-первых, из получившейся таблички понятно, что «танкоубийцами» из общего числа в 14 200 танков являлось примерно 10 927 машин — или 77 %. Остальные были вооружены пулеметами, огнеметами и «короткими» пушками КТ-28. Во-вторых, можно сделать вывод о том, что к 22 июня 1941 года в приграничье оказалось около 57 % всех советских танков. Соответственно, даже после потери всей этой группировки у Красной Армии все равно осталось бы больше боевых машин, чем имелось во всем Третьем рейхе накануне вторжения. Пожалуй, можно добавить, что танков в распоряжении стремительно отступавшей Красной Армии даже во второй половине июля по-прежнему было больше, чем во всем остальном мире. И это — не учитывая продолжавшееся (и все увеличивавшееся) производство новейших танков — Т-34, КВ, Т-50 и пр. Интересно, что к началу войны в западных районах СССР оказалась лишь примерно половина основы советского танкового парка: примерно 39 % всех БТ и 52 % всех Т-26 по-прежнему оставалось в глубине страны — всего около 8243 вполне «приличных» танков. Там же находились и 579 КВ и Т-34—27 % от общего их количества на 22 июня 1941 года. Таким образом, даже после чудовищных поражений, понесенных Красной Армией в течение первых двух недель войны, танков в распоряжении советских генералов по-прежнему имелось в разы больше, чем у немцев. Их у СССР было столько, что превосходство в бронированных машинах сохранилось у Красной Армии даже в конце страшного 1941 года — после потери примерно 20 500 единиц бронетехники (см. «22 июня. Анатомия катастрофы», с. 339). М. Барятинский свидетельствует: «На 1 января 1942 года на советско-германском фронте соотношение танков составляло 1588:840 (1,9:1) в нашу пользу» («Танки СССР в бою. 1919–2009», с. 15). Отметим, что это соотношение не учитывает по-прежнему сохранявшееся качественное превосходство советской бронетехники, имевшееся за счет Т-34, КВ и Т-50. «Никогда, — продолжает М. Барятинский, — за все время Великой Отечественной войны немцы не имели превосходства над Красной Армией в целом» (там же). Одним словом, отнюдь не недостаток танков (а также самолетов и артсистем) обусловил позорные поражения лета 1941 года…
Теперь поговорим о том, сколько же германских танков зарычали моторами у пограничных столбов ранним утром 22 июня 1941 года. Как и следовало ожидать, разброс данных и в этом случае оказался впечатляющим. Скажем, Г. Гудериан считал, что в распоряжении Вермахта имелось 3200 танков («Воспоминания солдата», с. 193). Британский историк Крис Белами упоминает о 3330 немецких танках, находившихся на границе с СССР («Absolute War», с. 169). Большинство из них, по его выражению, имело «жалкое бронирование и вооружение» (там же, здесь и далее перевод с английского мой). Единственное упоминаемое им преимущество — отличные радиостанции на каждом танке (они стояли только на трети советских танков). Впрочем, насколько я могу судить по воспоминаниям германских танкистов и выводам М. Барятинского, он ошибается (как и Л. Лопуховский с Б. Кавалерчиком): радиостанции имелись далеко не на каждой немецкой машине, и танкистам Вермахта частенько приходилось пользоваться флажками и гелиографами (то есть сигналить друг другу солнечным зайчиком). Немецкий историк П. Карель упоминает 3580 «боевых бронированных машин» («Восточный фронт», книга 1, с. 11). Виктор Суворов, ссылаясь на книгу И. Шмелева «История танка» (М., 1996, с. 77), считает, что у немцев было в общей сложности 3602 танка и САУ («Святое дело», с. 314). Составители сборника «Канун и начало войны» пришли к цифре в 3582 танка (с. 352). Таких мнений я мог бы привести еще великое множество. Впрочем, нетрудно заметить, что «стрелка пляшет» в районе цифры 3600. Кто же прав?..
Думаю, что прав каждый — но по-своему. Обусловлено же это, скорее всего, разными методиками подсчетов. Скажем, когда Г. Гудериан говорит о 3200 машинах, то он, как мне представляется, пишет чистую правду, имея в виду исключительно боеспособные машины, имевшиеся в четырех танковых группах. Скорее всего, он не включал в свою цифру не числившиеся в Панцерваффе самоходные орудия и огнеметные танки. Не исключаю, что кто-то считал и танковые дивизии, находившиеся в резерве. В связи с этим подчеркну: «История Второй мировой войны» сообщает, что в первом стратегическом эшелоне. Вермахта находилось 17 танковых и 13 моторизованных дивизий (том 3, с. 441). М. Солонин приводит данные по четырем танковым группам: согласно его информации, 17 танковых дивизий, входивших в их состав, имели в целом 3266 боевых машин («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 465). Правда, обобщив данные нескольких источников, я пришел к несколько большей цифре — 3297 танков. Вдобавок в распоряжении армейских групп (аналоги советских фронтовых объединений) Вермахта имелись проданные им самоходные артиллерийские установки и 114 огнеметных танков. По самоходкам разных типов цифры тоже разнятся: от 250 до 444. Последнюю приводит А. Лобанов («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 329). От нее я и буду отталкиваться в дальнейшем. Наконец, в Карелии имелся отдельный танковый батальон, оснащенный трофейными французскими танками Н35/39 и S35 «Сомуа» (там же, с. 345). В итоге получилась примерно следующая разбивка по типам в отношении бронетехники Вермахта на Восточном фронте на 22 июня 1941 года. В скобках указаны источники.
Таблица № 7
Итого: максимум 3356 танков, 444 САУ и 114 огнеметных машин — в общем же 3914 единиц бронетехники. Сделаем выводы. Прежде всего, 1110 боевых машин (28 %) армии вторжения приходились на Pz.I и Pz.II, а также на «командирские» танки. По своим боевым возможностям они были примерно эквивалентны советским танкеткам Т-27 и малым плавающим танкам Т-37А/Т-38 /Т-40. 772 машины (20 %) — это чешские танки Pz.35(t) и Pz.38(t), близкими аналогами которых являлись легкие «устаревшие» советские танки Т-26. Основу ударного кулака Вермахта составляли 976 Pz.III (25 %), примерно соответствовавшие советским «устаревшим» БТ-5, БТ-7 и БТ-7М (те уступали лишь в бронировании). Из них максимум 712 танков имели 50-мм пушки и имели хоть какие-то шансы при столкновении «один на один» с советскими Т-34 и модернизированными Т-28Э. С тяжелым КВ не мог справиться ни один германский «панцер», даже при стрельбе в упор. Только довольно малочисленные Pz.IV (439 штук, или 11 %) попадали в категорию средних танков. Правда, они были бесполезны в борьбе с советскими тяжелыми, средними и зачастую даже легкими танками из-за короткоствольного 75-мм орудия, предназначенного для поддержки пехоты.
Если даже один из вышеупомянутых советских средних или тяжелых танков ставился в удачное для засады место, он мог истребить порой десятки более легких машин Вермахта, расстреливая их с безопасной для себя дистанции. Общее количество «танкоубийц» в составе армии вторжения, таким образом, равнялось максимум 1975, или ровно 50 %. Позволю себе напомнить, что в советской приграничной группировке на долю «танкоубийц» приходилось минимум 10 927 машин — или 77 %. Соотношение — 5,5:1 в пользу СССР. В целом же, напомню, Красная Армия располагала в приграничных округах минимум 14 200 танками против 3914 танков и САУ у немцев. Общее соотношение — 3,6:1 в пользу СССР. Даже если исходить из того, что все 3914 боевых машин германской армии вторжения являлись полностью исправными (а я, признаться, в это верю мало) и что количество исправных танков СССР в западных округах составляло 11 660 машин («по Барятинскому»), соотношение все равно 3:1 в пользу Красной Армии. Замечу также, что даже неисправный танк, превращенный в неподвижную огневую точку и поставленный в удачно выбранном месте, — это весьма грозный противник для наступающего противника. Так или иначе, понятно: на 22 июня 1941 года в советском приграничье на каждый боеготовый немецкий танк и самоходку приходилось никак не меньше трех исправных советских танков. При этом советская бронетанковая группировка обладала подавляющим качественным превосходством за счет высокой доли «танкоубийц» и «суперкиллеров» — Т-34 и КВ.
Согласно таблице из книги М. Солонина («22 июня. Анатомия катастрофы», с. 465), немецкие танки распределялись примерно следующим образом (количество приданных танковым группам самоходок и огнеметных машин я даю «по Лобанову»):
4-я танковая группа Гепнера, входившая в группу армий «Север», включала 41-й танковый корпус с 390 танками (1-я и 6-я танковые дивизии) и 56-й танковый корпус с 212 танками (8-я танковая дивизия). Всего группа Гепнера насчитывала примерно 602 танка и 33 САУ. Итого: 635 единиц бронетехники;