Танковое жало
Шрифт:
Помывка продолжалась до наступления темноты, потом так же долго партизаны устраивались на ночлег. Укладывались вповалку, в тесноте на сгнившей соломе или голом дощатом полу, но и эта постель казалась такой мягкой и уютной после сна на ледяной, стылой земле в лесу или поле под ветрами и моросью.
Хозяин дома все суетился среди мужчин, стараясь помочь и загладить свою вину за то, что поначалу был неприветлив. Его гости изо всех сил старались оказать помощь старику в благодарность за ночлег: латали покосившийся забор; мели двор,
Вдруг из-за ограды позвал тоненький голосок:
– Дедушка Тиша, дедушка Тиша, это я, Галюшка.
Дед на ощупь добрался на зов ребенка до забора:
– Галюшка, ты чего? Случилось чего? Матери худо?
– Нет, нет, деда. – В старую руку легла грубая лепешка. – Вот мамка велела вам гостинец снести, из лебеды пекли сегодня. Велела передать, чтобы вы спросили у пришлых про тятю нашего. Может, знают его, видели где, в госпитале, может, лежит раненый? Похоронки-то ведь не было. Это наши, деда, советские? Или бандиты опять?
– Тю, Галюша, – дед поманил ее рукой, – держи-ка лепешку, сама ешь, жуй, жуй. Я сегодня картошку в подполье нашел, уже отобедал. Пойдем, пойдем, у командира ихнего спросим про тятю твоего. Тугой я на ухо стал, Галюша, вдруг какое слово мимо пролетит. А у тебя уши вострые, все ответы услышишь.
Из-за калитки показалась девочка лет двенадцати, закутанная в огромную телогрейку и в таких же больших, не по размеру, валенках. Она сделала несколько робких шагов по двору, дед Тихон подхватил ее за руку и потянул в сторону голосов возле бани.
– Ребятки, бойцы, где ваш командир? Тут вопрос к нему важный от населения.
Капитан Шубин, возившийся с поленницей у стены баньки вместе со всеми, откликнулся:
– Здесь я, отец. Что случилось, помощь наша нужна? Только скажите, мы все сделаем. Без мужских рук тяжело с хозяйством управляться. А тут вон сколько рабочей силы свободной, хоть дворец тебе строй.
Остальные дружно засмеялись над шуткой командира. Только Тихон покачал белой бородой и подтолкнул вперед девочку:
– Говори, не бойся. Товарищ командир человек хороший.
Та и не боялась, рассматривала во все глаза отмытых, улыбчивых мужчин. Они были бледными до синевы, худыми, но с добрыми глазами, совсем не такие страшные, как фашисты с всегда настороженными лицами и искривленными в раздраженной гримасе губами. Оттого девочка выпалила скороговоркой:
– Я Галина Полушкина, вы тятю моего не встречали? Полушкин Егор Николаевич, двенадцатая военная часть, третий пехотный батальон. Не пишет больше года нам, похоронки не было. Может, видели, может, с ранением он в госпитале, потому написать не может нам?
В глазах Галины горел огонек надежды, только помочь ей капитан Шубин не мог. Он печально покачал головой:
– Не встречал такого.
– А ваши товарищи? Они про него слышали?
– Боюсь, что нет. Они из партизанского отряда Севастопольского района, не служили в действующей армии. Воевали во вражеском тылу отдельно от основных частей, только сейчас идут в ближайшую часть Красной армии, чтобы записаться на службу добровольцами. Так что случайно встретить твоего отца не могли.
И все же у девочки было не занимать настойчивости.
– А еще про Карнауховых, Василия и Ермолая, не слышали? Это моей мамки дядья, они из соседнего села. Без вести пропали в самом начале войны. И у Лиды брат тоже пропал, танкист.
– А как фамилия его? – Их разговор слушали с интересом остальные члены отряда.
– Дерябин, ой нет, это Лидкиного отца, а у брата другая, они сродные. – Девчонка вдруг крутанулась вокруг своей оси. – Я спрошу сейчас, еще у бабки Ефимии, сын у нее в плен попал, вдруг сбежал?! Я сейчас, я у всех спрошу! Я скоро!
Она уже бежала по улице к соседнему дому, где на крыльце переминалась с ноги на ногу высокая старуха, закутанная с ног до головы в черное.
Тихон проводил ее невидящим взглядом, сокрушенно вздохнул:
– Эх, ждут своих, надеются, ох как ждут. В похоронки не верят, вдруг ошибка и живой остался. Из плену сбежал, от смерти отбился. Всегда будут ждать.
Веселье вокруг сразу стихло, теперь бойцы работали с тягостными мыслями о своих семьях, о близких, которые вот так же живут надеждой, каждый день ждут их возвращения домой.
Когда совсем стемнело, посвежевшие, взбодрившиеся партизаны разошлись по своим местам для ночевки. Завтра спозаранку они планировали выдвинуться в сторону соседней деревни, где располагался штаб советской части, чтобы официально стать добровольцами в рядах Красной армии, сменить гражданскую одежду на военное обмундирование.
Глеб Шубин, командир отряда, на лавке в доме клевал носом от непривычного тепла и покоя. Если бы не голод, который мучил уже несколько дней, то мгновенно провалился бы в глубокий сон. Как вдруг его подбросило будто от удара. Тело опытного разведчика среагировало быстрее, чем его голова, на странный шум на улице. Капитан подскочил, прильнул к окну – по улице с топотом шествовал настоящий женский отряд. Лица в темноте уже было не различить, лишь темные вдовьи платки на всех головах.
Командир вышел женщинам навстречу – с сеновала, из бани уже высунулись головы любопытных бойцов: что же происходит, что за собрание? Впереди женской колонны шла та самая высокая, крепкая старуха, что днем со своего крыльца высматривала двор Тихона. Она безо всякой робости распахнула калитку во всю ширину, прошагала прямо к крыльцу и остановилась у ступеней:
– Вечер добрый, товарищ. Предъявите документы, пожалуйста. Я староста местная, хочу знать, что за люди у нашего Тихона на постое.