Танковое жало
Шрифт:
У офицера вытянулось лицо, однако он промолчал, только недоверчивым взглядом скользнул по убогим лохмотьям всадника, грязному от пыли, покрытому щетиной лицу. Буркнул одному из постовых:
– Борисов, сопроводи до госпиталя, потом до штаба. – А потом совсем тихо приказал, чтобы не слышали странные путники: – Глаз не спускай с них, я доложу сейчас в штаб дежурному.
– В пяти километрах идет партизанский отряд. Тоже отведите его в штаб, – напоследок попросил капитан Шубин и направил коня за сопровождающим. По центральной улице они быстро добрались
– Срочно врача!
Ему преградила дорогу медсестра:
– Да куда вы в грязном! Заносите пациента и вот сюда на скамью укладывайте. Я позову сейчас доктора, он после операции как раз освободился.
В дверь просунулась любопытная морда коня, медсестра всплеснула руками:
– Да вы что, животное сюда тащите! Немедленно пациента сюда, а сами выходите.
Хлопнула дверь, вошел доктор. Руки его все еще были в крови, на белом халате – алые пятна. Он принялся выговаривать женщине:
– Клара Львовна, наложите повязку! Я закончил. И помогите руки обмыть. Куда вы убежали прямо из операционной?
– Да вот, прибежали, шумят. Раненый у них, – принялась объяснять извиняющимся тоном медсестра.
Врач прервал ее:
– На руки полейте и перевязку начинайте, там очередь у вас. А вы, – он замешкался на секунду, не понимая по странной ветхой одежде без опознавательных знаков, кто перед ним, – вы, товарищ, заносите больного и уложите на лавку. Сейчас осмотрю его. Сами ждите на улице. Кровотечение есть? Давно ранен?
– Да. Давно, рана почернела уже. Я не знаю точно, когда и как он был ранен, сегодня нашли его в лесу, – выдохнул Глеб. Он выскочил на улицу, подхватил Дыбенко под мышки, а сопровождающий – за ноги. Они занесли несчастного, который снова начал стонать от боли и лихорадки, уложили на лавку. Сержант опять потерял сознание, лицо его было белым, словно у мертвеца.
Врач уже возвращался, на ходу обтирая узкие длинные пальцы ветошью.
– Так-с… – Он прошелся, словно пианист, по окровавленному телу пальцами, нащупывая раны и повреждения. Осторожно задрал рубашку, еще раз исследовал пальцами посиневшую руку. – Сепсис. Почему обработку не провели?
– Я не знаю, – развел руками капитан. – Сегодня в лесу его нашли.
Тонкий голосок выкрикнул у двери:
– Не сегодня, а вчера утром я его нашел. И на коне привез.
Мужчины разом повернулись в сторону черноголового мальчишки, который затаился у входа. Тот смотрел в ответ смело, не отводя черных глаз. Хирург поправил очки на длинном носу:
– Так-с, ампутация неизбежна. На стол сейчас же раненого, руку уже не спасти, а его вытянем. – Он негромко выкрикнул в сторону перевязочной: – Клара Львовна, двоих ребят покрепче отправьте из перевязочной, в операционную надо перенести человека.
Дыбенко вдруг открыл глаза и заговорил:
– Товарищ доктор, позовите главного, командира! Это срочно!
Военный хирург был неумолим:
– Тише, берегите силы. – Он снова покосился на капитана Шубина: – Ждите на улице, я же сказал.
Глеб вдруг попросил:
– Мне бы поговорить с ним, доктор. Он ведь в сознании. Буквально пять минут. Он твердит что-то об окружении и что надо прислать помощь. Возможно, его подразделение в немецком окружении и ждет помощи.
Сержант перевел взгляд с врача на разведчика:
– Вы военный, в каком вы звании?
Тот снова представился:
– Капитан Шубин, фронтовая разведка.
Дыбенко оживился и быстро заговорил:
– Сообщите срочно, нужно подкрепление! Шестой пехотный батальон двадцать четвертой части попал в окружение у совхоза «Красногорский» на Зуйской гряде. Мы, мы… – От усилий его лицо посинело, язык стал заплетаться, а глаза подернула мутная поволока. – Танки, танки прорвали огневую линию. Немецкие «тигры». Я полз, я ушел, пока они, мои товарищи… они взяли огонь на себя. Меня отправили… связи нет. Если мы пропустим, они сюда… Танки сюда идут, сюда. Гранаты, надо гранаты!
У Дыбенко снова начался приступ лихорадки, сознание его стало спутанным. Сержант кричал, не понимая, где находится. Он по-прежнему был на поле боя, снова отчаянно сопротивлялся атаке немецких танков.
Хирург блеснул очками в сторону Шубина:
– Это бесполезно, вы просто теряете его время, а значит, и шанс на спасение. Необходимо как можно быстрее убирать источник заражения – часть руки, где воспалилось место ранения. Капитан, ночью после операции он должен прийти в себя. Сможете с ним побеседовать еще раз, если исход вмешательства будет благополучным. Сейчас вы ничем не сможете ему помочь.
– Хорошо, я зайду обязательно, – пообещал разведчик и повернулся к сопровождающему: – Теперь веди в штаб.
Следом за солдатом он вышел из здания госпиталя, у входа цыганенок оглаживал коня. Глеб остановился и подтянул к себе мальчишку за руку:
– Как тебя зовут?
Тот вывернулся в сторону и с независимым видом блеснул черными глазищами из-под спутанных прядей:
– Баро.
– Вот что, Баро, я не буду тебя наказывать за то, что ты меня искусал. А ты мне расскажешь, откуда ты взялся, откуда у тебя этот конь, где ты подобрал раненого.
Мальчик пренебрежительно фыркнул:
– А нечего было на немецком кричать! Откуда мне знать, вдруг вы фрицы или перебежчики? Много таких по лесам шляется. Сразу бы и сказали, что вы советский офицер.
– Давай бери своего скакуна и пошли, – заторопился Глеб. – По дороге расскажешь все по порядку.
Баро вдруг ловко вскарабкался на широкую спину коня и легким касанием руки направил его вперед за сопровождающим постовым:
– Джял! [7]
Черный красавец задробил мерным шагом мощных ног. Мальчишка принялся объяснять:
7
Иди! (цыганск.)