Танковые засады. «Бронебойным, огонь!»
Шрифт:
Ничего, зато можно будет погреться и узнать новости с близкого уже фронта.
За рычагами их тяжелого «Клима Ворошилова» сидел ворчливый старшина Стеценко, так что Горелов не слишком беспокоился об управлении боевой машиной. Тем более — на широкой площади, главной площади нашей страны.
Перед глазами молодого командира проплывали лица горожан, пришедших, несмотря на мороз и отвратительную погоду, посмотреть на парад. Ряды марширующих солдат, их граненые штыки, неудержимая удаль кавалеристов, мощь танков и артиллерийских орудий впечатляли.
А Николай Горелов испытывал к гражданским уважение и какую-то жалость, стремление защитить. Ведь и для него тоже старики и женщины копали окопы и сооружали надолбы оборонительных рубежей. Долбили лопатами и кирками промерзшую землю. Для них собирали трогательные посылки с детскими рисунками и парой вязаных шерстяных носков.
Они верили в мощь своей армии и силу духа тех, кто сейчас взирал на парад с высоты главной трибуны на этой площади.
Этому народу и этой воле присягал на верность старший лейтенант Николай Горелов.
* * *
Пройдя по Красной площади, танки свернули к ГУМу и пошли по улицам Москвы. Обычно многолюдная столица была пуста. Толпы прохожих и вереницы машин, которые текли сплошным потоком по тротуарам, мостам и магистралям в то почти нереальное уже время «до войны», исчезли, уступив место лязгающим колоннам бронетехники, отрядам красноармейцев или вооруженных рабочих. Перекрестки щетинились стальными иглами противотанковых ежей. В парках замерли поставленные на прямую наводку орудия. На крышах домов устремили в хмурые снежные тучи тонкие стволы 37-миллиметровые автоматические пушки и счетверенные «максимы».
Над ними в угрюмом небе покачивались громадные серые туши заградительных аэростатов. Эти на первый взгляд неуклюжие воздушные конструкции на самом деле довольно эффективно прикрывали небо столицы от стервятников Геринга.
Гитлеровская авиация уже не раз бомбила столицу и ее пригороды. В первом налете с 22 на 23 июля участвовало до двухсот пятидесяти самолетов противника. Бомбы рвались на обширной территории от Серебряного бора до Киевского вокзала. Пострадали заводы в Филях, которые в двадцатых годах строили немецкие инженеры, железнодорожные станции, аэродромы.
Но и потери стервятников Геринга были так велики, что от дневных налетов они почти сразу же отказались и теперь совершали лишь разрозненные ночные рейды.
Столица была на осадном положении. Столица готовилась, если нужно, дать последний бой оккупантам. Все важные административные здания и московские заводы были подготовлены к взрывам.
А со стороны Трех вокзалов раздавались приглушенные гудки паровозов. Тревожны и горьки были их голоса. На восток в приволжские раздольные степи уносили они эшелоны. В Казахстан и на Урал эвакуировались целые заводы и фабрики, и не только из Москвы — столица теперь тоже стала фронтовым городом.
Из Харькова и Днепропетровска, Киева и Могилева, Запорожья и Минска ехали станки и гидравлические прессы, уже готовые детали и их заготовки, чертежи и сырье. А самое главное — люди, которые будут на них работать. В основном — женщины, старики, дети. Многие добирались сюда аж из Львова или Мукачева — под страшный вой пикировщиков, через леса, где рыскали разведотряды абвера, бандиты всех мастей, националисты, которые были хуже самых кровожадных зверей.
Теперь они уезжали в эвакуацию, взяв с собой только самое необходимое из всего того, чем дорожили в далекой мирной жизни…
Немногочисленные среди эвакуированных мужчины прятали глаза от стыда. Им тоже хотелось встать на защиту столицы, драться лицом к лицу с врагом! Но острый ум, технические знания специалистов: инженеров, ученых, врачей стоили порой целого полка «тридцатьчетверок» или батальона ополченцев с «трехлинейками» Мосина. Увы, такова безжалостная статистика войны.
И уж совсем худо было тем, кто носил военную форму и разноцветные петлицы: ведь в эвакуацию уходили и военные училища. Это им предстояло готовить пополнения связистов, артиллеристов, танкистов, летчиков, военврачей.
* * *
Проскочив окраину Москвы, колонна тяжелых танков КВ-1 сосредоточилась в густом бору. Здесь люди и техника могли позволить себе небольшую передышку. Но прежде всего нужно было позаботиться о «стальных солдатах». Нужно было наполнить боеукладки снарядами и патронными дисками, заправить баки соляркой и маслом.
Повинуясь взмахам сигнальных флажков, бронированные монстры с красными звездами на массивных угловатых башнях останавливались, глушили двигатели. Экипажи выбирались из стальной утробы, спрыгивали со стальных бортов. Солдаты сразу же маскировали боевые машины сетями и ветками. Разведка и маскировка в 4-й танковой бригаде были на высоте.
Танкисты быстро загружали тяжелые бронебойные унитары в люки боевых машин, открывали заливочные горловины топливных баков, на ледяном ветру ремонтировали двигатели.
Броня советских танков была крепка, но люди оказались крепче броневой стали. Перед лицом смертельной опасности они верили в свою победу! Верили в свои силы, верили в себя. Гитлеровские войска умели сломить волю к сопротивлению, но здесь, под Москвой, враг впервые понял, что воюет не с армией, а с народом.
И яркое тому подтверждение — парад на Красной площади!
* * *
Николай Горелов подбежал к розвальням, запряженным крепким широкогрудым тяжеловозом. Лошадь вел под уздцы бородатый ездовой в белом овчинном полушубке, валенках и шапке-ушанке со звездой. На плече у него стволом вниз висел ППШ.
— Снаряды везем! — вместо приветствия сказал он.
— Отец, правь вон к тому танку. Заждались мы вас…
— Какому танку? — не понял пожилой возница.
И действительно, боевые машины были замаскированы так, что и с нескольких шагов не различишь.