Таннен-Э — город под вечными льдами. Легенды Австрии

Автор неизвестен

Задумано — сделано! Вооружившись дубинкой, храбрый портняжка лег в кровать и притворился спящим, чтобы не спугнуть таинственного посетителя, однако вскоре уснул, как сурок. А наутро увидел, что плакали учительские штаны — от замечательного отреза осталась только половина, и портной опять в дураках. Он злился, проклинал сон, вора и сукно. Но к обеду успокоился. Охотник принес ему материал на плащ. Материала было так много, что из него запросто можно было выгадать на штаны. С приближением вечера портной все больше беспокоился, потому что сшить плащ и штаны до наступления

сумерек было невозможно.

Бедняге ничего больше не осталось, как засесть ночью в засаду, и он твердо решил, что на этот раз уж не уснет. Так и случилось: ведь настоящий портной может сделать все, что он всерьез захочет.

Сначала, как он ни прислушивался, все было тихо, лоскут спокойно лежал на столе. Но когда часы пробили полночь, тут-то и началось. Лоскут на столе вдруг задергался, и рядом с ним портной увидел маленького голенького человечка, который сновал вокруг с большими ножницами и кроил так лихо, что любо-дорого посмотреть. Портной затаился в своем уголке и оттуда беспомощно наблюдал, как человечек спокойно снял мерку, скроил штаны, потом вдел нитку в иголку и, как заправский портной, принялся шить. Работа у молодчика спорилась, и, когда часы пробили час ночи, он вскочил, со смехом показал бедняге портному длинный нос и исчез вместе с штанами, не дожидаясь, когда наш храбрец оправится от испуга.

Тут уж портной выскочил из укрытия и бросился к столу. Он подумал, что, наверно, заснул и видел все это во сне, но остаток сукна снова уменьшился, и желанные штаны для учителя так и остались мечтой.

Эта история так подействовала на портного, что с этой ночи он перестал отстригать себе кусочки от чужого сукна, а кроил честно и добросовестно. Маленький воришка больше никогда не показывался в мастерской, дела у мастера пошли в гору, и он нажил себе состояние честным трудом.

Бродячий точильщик и черт в замке Дюрнштайн

Случилось это в те времена, когда рыцари уже вымерли, а заброшенные замки постепенно стали превращаться в руины. Замок Дюрнштайн тоже был заброшен своими обитателям и, разрушаясь от времени, печально глядел пустыми глазницами окон с вершины скалы в волны Дуная, которые плескались у ее подножия. Однако окрестные жители говорили, что по ночам за его могучими каменными стенами начинается какая-то странная жизнь, лают собаки, раздаются непонятные гулкие звуки. Самые робкие из обитателей Дунайской долины советовали держаться от замка подальше, потому что там бесчинствует нечистая сила.

Однажды в Дюрнштайн забрел бродячий точильщик, который ходил по дворам и точил крестьянские пилы. Дело было вечером, и он искал, где бы заночевать. Но ни в одной гостинице не нашлось для него свободного места, а поскольку одет он был, как обыкновенно бывают одеты все люди его ремесла, в убогое, потрепанное платье, то никто из жителей города не захотел дать ему пристанище. Наконец один почтенный горожанин посоветовал ему подняться в покинутый замок, уж там-то, мол, найдется свободная спальня и, может быть, даже кровать с шелковой периной. Напоследок дюрнштайнец честно предупредил путника,

что в замке водятся привидения.

— Ну, это не беда! — ответил точильщик. — На такие пустяки я не обращаю внимания!

Он закинул за плечо железные тиски и не спеша побрел в гору. По дороге к замку ему повстречался старичок, который спускался с горы. Старик спросил путника:

— Куда, друг, собрался на ночь глядя?

— Да вот хочу переночевать в замке, потому что в городе не нашлось свободного места, — ответил точильщик.

— Там наверху ты всю ночь не сможешь глаз сомкнуть, — сказал ему старичок, — потому что в замке хозяйничают черти.

Но точильщик не испугался:

— Авось, меня они не тронут! — ответил он старику и спокойно продолжал путь.

В замке он и впрямь нашел хорошую кровать, растянулся на ней и, усталый с дороги, тотчас же уснул. В полночь точильщика разбудил громкий собачий лай. Он недовольно перевернулся на другой бок и только заткнул уши пальцами, собираясь снова уснуть. Но тут началась такая свистопляска, такой поднялся шум и гам, что как ни старался точильщик, а заснуть ему больше не удалось. Он поднялся, сел на кровати, достал из кармана горсть орехов и принялся от скуки грызть. Вдруг, откуда ни возьмись, перед ним появился черный как сажа черт, сверкнул на него глазами и закричал:

— Эй ты, бездельник! Что это ты тут затеял!

— Грызу орешки, — невозмутимо ответил точильщик.

— А ну-ка, дай и мне попробовать! — потребовал черт и подставил горсть.

Тут парень, не будь дурак, зачерпнул из другого кармана горстку камешков, которые подобрал по дороге, и как ни в чем не бывало протянул черту. Тот их схватил, да не разобравшись, сунул себе в пасть. Но едва он куснул, зубы-то и обломал, они так хрустнули, что даже искры посыпались из пасти.

— Чтоб тебя! — выругался черт со злости. — Никогда со мной еще такого не бывало, чтобы я не мог раскусить орех! Как это ты их так ловко щелкаешь?

— Подумаешь, чудеса! — усмехнулся парень, а сам щелк да щелк орех за орехом. — Недаром же я точильщик и умею точить железные зубья пил, вот я и себе так наточил зубы, что мне теперь любой орех нипочем. Если хочешь, я и твои наточу как следует. А то даже жалко смотреть, как ты с простым орехом не можешь управиться.

Черт сразу растяпил свою поганую пасть и подставил парню.

— Нет, так не пойдет! — отмахнулся от него точильщик. — Дело тут не простое. Дай-ка я вначале прикручу твою голову тисками, чтобы она не качалась туда-сюда, когда я буду точить.

Глупый черт послушно запрокинул башку, как ему было сказано, и сам засунул ее в тиски, а точильщик быстренько их завинтил и прикрутил так крепко, что у черта хрустнули кости и он жалобно завопил:

— Ой-ой! Перестань! Что за дьявольские штучки! Мне же больно!

Но точильщик точно и не слышал его, а только еще сильнее заворачивал винты, так что черт весь скривился и заверещал:

— Ой, отпусти! Ой, отпусти, бездельник! Так больно, что мочи нет терпеть!

Тут точильщик заговорил с ним другим голосом и сам прикрикнул на черта: