Таннен-Э — город под вечными льдами. Легенды Австрии
Шрифт:
Хозяин замка зачастил в деревню. Отправляясь к Марии — так звали девушку, — он надевал простое платье и скрывал от нее, кто он на самом деле, поэтому девушка и не знала, что не вправе его любить. Может быть, ничего плохого и не случилось бы, да на беду слуга рыцаря Самуэль по злобе рассказал обо всем жене своего господина. Та глубоко оскорбилась и с того дня только и думала, как бы ей разделаться с девушкой.
Вскоре рыцарь отправился на войну, а его жена тотчас взялась за дело. Едва он уехал, она позвала Самуэля, и они с большой свитой поскакали в деревню Медхенталь, там она приказала слугам схватить Марию вместе с ее матерью и
Для бедной Марии это был черный день. Ведь вместе с неволей на нее обрушилась и другая беда — она потеряла своего милого, ибо теперь знала, что любовь их была запретной. Но Мария была не только добра и красива, но еще и решительна и бесстрашна. Обе пленницы, мать и дочь, настойчиво твердили, что Мария невиновна: ведь она не знала, кем был тот, кого она полюбила, потому что он назвался простым охотником! И Мария просила знатную госпожу отпустить их с миром в родную деревню. А с тем, кто, назвавшись простым охотником, добился от нее взаимности, обещала никогда больше не видеться.
Но жена рыцаря не пожелала отказаться от мщения. Она подкупила нескольких крестьян, чтобы те свидетельствовали против Марии. Поэтому вину девушки и ее матери сочли доказанной, и владелица Форхтенштайна приговорила обеих к смерти.
Поняв, что им нет спасения, Мария покорилась судьбе и не проронила ни слова, когда ее, со связанными руками, повели к пруду. Но у стражников, которым было приказано столкнуть ее в воду, при виде спокойного достоинства и бесстрашия девушки на душе становилось все тревожнее.
Зато мать Марии не помнила себя от отчаяния. Не мысль о собственной смерти, а гибель ни в чем не повинной дочери привела ее в исступление. В последнюю минуту перед тем, как мать столкнули в воду, она громко прокляла владелицу замка и тех людей, которые на суде оклеветали их обеих. Вся деревня вздрогнула, когда она пронзительно крикнула:
— Прежде чем завтра закатится солнце, всех вас постигнет справедливая кара!
На другое утро в пруде поднялась вода. Чистая гладь голубела, отражая небо, а на воде лежали, с просветленными лицами и молитвенно сложенными руками, всплывшие утопленницы. Страшно тут стало крестьянам. Увидев чудо, они поспешили предать земле тела двух невинных жертв владелицы замка. А вода в пруде незаметно и тихо все прибывала и, выйдя из берегов, затопила деревню. Жители в ужасе бежали. Пруд превратился в озеро, и оно затопило всю долину на мили вокруг.
Спасшиеся жители Медхенталя обосновались на северном берегу нового озера и дали своему поселку имя Нойзидль, то есть Новый поселок.
Когда владелице Форхтенштайна принесли весть о наводнении и гибели деревни Медхенталь и других селений, она поняла, какое зло сотворила. Прежние мысли о мщении показались ей ничтожными, и перед глазами у нее неотступно стоял образ бедной девушки, твердившей, что она невиновна. Все на свете отдала бы жена рыцаря, лишь бы исправить содеянную несправедливость. Но напрасны были ее слезы и запоздалое раскаяние. Былая гордячка не находила себе места, ломала руки и плакала. Потом она вдруг затихла, присмирела и даже не узнавала себя — она лишилась памяти и разума.
Предатель Самуэль не раскаялся. Он только смеялся, когда кто-нибудь напоминал ему про его злодеяние. Как бы в насмешку, он стал часто плавать на лодке по озеру. Однажды, когда он снова плыл в своем челноке, разразилась непогода. Черные тучи заволокли небо, зашумела буря, и яростный ветер обрушился на
Немного времени спустя владетель Форхтенштайна вернулся из военного похода. Печальное то было возвращение. Супруга рыцаря сошла с ума, деревню затопило озеро, Мария была мертва. Рыцарь не находил себе утешения. В память о девушке он построил на берегу озера монастырь Пресвятой Божьей Матери, а сам отправился паломником в Рим, чтобы вымолить у Бога прощение своим грехам.
Над озером еще долго возвышались верхушки деревьев и шпили колоколен. Но со временем и эти последние свидетели былого канули в глубинах вод, и ныне ничто не напоминает о деревнях и плодородных полях, которые когда-то лежали в долине. Берега озера поросли тростником, в зарослях поселились птицы, и озеро Ной-зидлерзее раскинулось, как маленькое море. Таким оно и остается по сей день.
Пурбахский турок
В 1532 году в очередной раз случилось турецкое нашествие. Отдельные шайки рыскали в окрестностях озера Нойзидлерзее, грабили и разбойничали. Разбойничьими походами дошли турки до самого Пурбаха. Жители этой деревни поспешно припрятали свое добро и бежали в горы на берегу Лейты.
Войдя в деревню, турки увидели безлюдные улицы и опустелые дома. В ярости они перевернули все вверх дном и съели все, что годилось в пищу, потому что турки изрядно оголодали в походе. В поисках съестного они, конечно же, обшарили все подвалы и погреба. А в погребах крестьяне хранили бочки с вином, они там и остались, потому что бочку с собой не утащишь. Надо сказать, что туркам их вера запрещает пить вино. Но они так выбились из сил, так обливались потом, так устали, что совсем изнемогали от жажды. Вот они и нарушили запрет, а отведав немного, смекнули, что вино вкуснее, чем обыкновенная вода. А так как турки к вину были непривычны, то оно крепко ударило им в головы, с новыми силами они загалдели и развеселой толпой двинулись дальше.
Был однако среди турок один, которому, сколько он ни пил, все было мало. Он улегся прямо на землю под бочкой с вином и пил до тех пор, пока весь мир вокруг не заблистал всеми цветами радуги. В таком-то состоянии турок с великим трудом одолел лестницу и выбрался из погреба наверх, шатаясь, проковылял в какую-то комнату, устроился в уголке, уснул и сладко проспал несколько часов. Наконец он проснулся трезвый и решил поскорее уносить ноги — дело в том, что он услыхал голоса людей, которые вели разговор на чужом языке. В голове у турка уже прояснело, хмель улетучился, и мир в эту минуту показался ему каким угодно, но только не сияющим всеми цветами радуги. Боевые товарищи ушли, бросив его одного, а жители деревни тем временем вернулись. Турок сообразил, что при свете дня ему незаметно не выбраться из деревни, и потому он забился в самый темный угол и там, дрожа от страха, стал дожидаться ночи.
Когда стемнело, он на ощупь пробрался в кухню. Сквозь открытую дымовую трубу в сумрачное помещение пробивался лунный свет. Турок счел, что труба дымохода — наиболее безопасный путь для бегства. И вот воин Аллаха вскарабкался на плиту, протиснулся в дымоход и полез вверх в узкой и тесной трубе. Удовольствие, что и говорить, маленькое. Ему казалось, что он вот-вот задохнется, так там было тесно, и он едва мог что-либо различать из-за сыпавшейся в глаза сажи. Наконец турок высунул голову из трубы на крыше и глубоко вздохнул.