Танненберг

Михельсон Андрей

Но пока я разбирался в деталях всей этой стратегии, наткнулся на несколько очень любопытных фактов, обычно пропущенных в общих, обзорных источниках. И после этого понял, что в генерала поиграть всё-таки придётся, потому что упускать, согласно элементарной логике, такие подарки судьбы – натуральное преступление. Поэтому моё повествование будет не таким простым, как я описал выше. Ну и добавьте к этому извечный вопрос паникующего попаданца, который осознаёт, что он ПОПАЛ, и надо что-то делать. Волею авторского произвола я устраиваю заброс уже в август 1914 года в генерала Самсонова, когда казалось бы что-то изменить уже ничего нельзя в раскладах. Остаётся только действовать по ситуации. Но если подумать, то кое-что всё же можно сделать. Немного. Но это тоже поможет…

Пролог

Анисимов Олег Сергеевич стоял на своём старом форде в унылой московской пробке. В субботу! Летом! Москва в это время обычно двигалась

легко, но наверно что-то случилось. Или опять дорогу перекрывали впереди для высокопоставленного лица, или авария случилась. Но пробка была знатная. Водители нервничали, раздосадованные непредвиденной задержкой, но пока что никто не бузил. Кондиционер на малых оборотах исправно холодил воздух в кабине, а закрытые стёкла надёжно отгораживали внутреннее пространство от пекла снаружи. Тем не менее, настроение у Олега была отвратное. Потому что ездил он на работу, разруливать ЧП. Будучи начальником участка в мостостроительной организации, он отвечал за всё случившееся и даже не случившееся. Позвонили ему рано утром, и обрадовали тем, что при бурении свай под фундамент очередной опоры, наткнулись на сюрприз – неучтённую на плане трубу, из которой ударила фонтаном мутная жижа, быстро затопившая рабочую площадку. Естественно старший смены сразу позвонил ему, и намечался очередной разбор полётов с извечными русскими вопросами – кто виноват и что делать.

Прибыв на место, Олег обозрел большую лужу, среди которой возвышался буровой станок, на котором, как Робинзон на острове, сидел грустный оператор. Вокруг лениво перемещались рабочие. Воняло вроде не сильно, поэтому сказать с уверенностью, что это за труба, было трудно. По известным телефонам начали обзванивать эксплуатирующие организации района, которые имели в своём хозяйстве трубы. Первой реакцией абонентов было отбрехаться и перенести разборку на понедельник, но график работ у мостовиков был жёсткий, и простой в два дня Олега не радовал. Поэтому он настаивал и грозил составлением протокола о отказе прибыть на место происшествия. Обещали быть. Первым приехал представитель водостока. Достал схему со своими коммуникациями, сверил с имеющейся на участке, и подтвердил, что это труба не его. Конечно, письменно подтвердил. Потом прибыли водопроводчики – молодые парень с девушкой на крутом Феррари, который пришлось оставить на стоянке у бытового городка, потому что перемещаться на такой машине по стройке было бы безумием. То же самое. Не наша, подпись в акте. Канализационщика ждали долго. Уже и звонили ему несколько раз, всякий раз получая ответ, что вот-вот будет, он уже рядом. Наконец, подпрыгивая на ухабах и стыках дорожных плит, к луже на приличной скорости подлетел довольно грязный уазик, из которого вылетел полноватый франт в костюме с галстуком и в белых туфлях. Прямиком направился к луже, поддёрнул штаны на коленях, присел, и потрогал воду рукой. Затем поднёс её к носу, и, расплывшись в довольной улыбке, громогласно объявил:

– Не, не наше!

– Точно? – Усомнился Олег. – Запашок какой-то затхлый.

– Есть немножко. – Согласился представитель. – Но наше пахнет не так. Где подписать?

Тяжело вздохнув, Олег протянул ему акт, где были описаны обстоятельства пробоя трубы, и следовали подписи представителей коммуникационных служб, признающих, что это не их сеть. А чья же тогда? В Москве дело обычное. Старая труба, уже исключённая из эксплуатации и почему-то не демонтированная. Возможно, что это вообще кусок трубы, в которой накопились грунтовые воды, и под давлением хлынули в пробой. Отсюда и затхлый запашок. Ну что же, надо откачивать, а там видно будет.

Дальше звонок директору, рассказ о случившемся и предпринятых действиях. Никто не признался? Нет. Все в акте подписались? Все. Насосы поставил? Да. Долго откачивать будешь? А кто ж его знает, сколько там воды… Ну и так далее. Выразив восхищение мудростью начальства, и поблагодарив за участие в проблемах, Олег вытер вспотевший от жары лоб, и сделал напутствие старшему смены, что качать надо быстро, а бурить потом ещё быстрее. И поехал домой. Всё, выходной испорчен. Полдня псу под хвост. Нет, заканчивать надо с этой работой. Никакой личной жизни. Пора перебираться в контору на тёплое местечко, перекладывать бумаги и с умным видом изрекать очевидные истины для линейных работников. Льготный стаж он себе уже наработал, так что на пенсию пойдёт в пятьдесят пять лет, а вся эта нервотрёпка на участке уже надоела. Да и расти здесь дальше некуда. Самое время в свои-то сорок лет подумать о продвижении по служебной лестнице. Останавливало другое – нравы, царившие наверху. Сплошное лизоблюдство и под ковёрные интриги. Всё же на участке была воля. Хотя в последнее время глупых бумаг становилось всё больше. На каждый чих бумага, на которую нужно собрать кучу подписей. И каждую такую подпись ставит раздувающийся от собственной значимости натуральный дармоед. Иногда он с плохо скрываемой брезгливостью наблюдал за начальственными обходами стройки, когда длинная вереница напыщенных людей

в белых касках гуляла по участку, с важным видом кивая на десяток работающих монтажников. Вот уж воистину – один с лопатой, семеро с ложкой. И что же, стать одним из этих?

Пробка была логическим завершением неудачно начавшегося дня. Деться отсюда было уже некуда, навигатор слишком поздно оповестил его о проблеме на маршруте, то есть тогда, когда он уже плотно встал. Оставалось только ждать. Мысли лениво перебегали с фривольно одетых женщин за стеклом, к очередному всплеску дискуссий на любимом историческом форуме. Наконец на встречной полосе началось какое-то движение, появились машины. Значит, есть надежда, что и его сторона скоро поедет. Олег даже вытянул шею, пытаясь разглядеть, что там впереди. Сбоку раздался противный визг сжигаемых покрышек, краем глаза он успел увидеть, как по встречке несётся спортивный БМВ, как его заносит, а колёса при этом продолжают бешено вращаться, испуская дым. И несло это чудо немецкого автопрома прямо на Олега. "Может, пронесёт?" – лениво подумал он. – "Нет, не пронесёт" – прозвучал в голове спокойный ответ. – "Чёрт!" – Мелькнула следующая мысль, и Олег вдавил педаль газа, сам с визгом стартуя, врезаясь в бампер стоящей в метре впереди машины и толкая её, пытаясь уйти из-под удара. Не ушёл. Правда, если бы он не газанул, то тогда удар пришёлся бы прямо в его дверь. А так всего лишь в заднюю. Но и этого хватило. Его форд крутануло и перевернуло. От резкого удара голова дёрнулась в сторону, в шее что-то хрустнуло… И выключили свет.

Глава 1

Впереди были какие-то неясные сполохи. Ну да – свет в конце тоннеля. Говорят, что так светятся кости, идущих впереди, испуская фосфор. Это и есть конец? Такой незамысловатый и глупый, из-за какого-то придурка на навороченной тачке. И ведь шансов даже не было. Он и так сделал всё что мог. Иначе его бы просто превратило в отбивную на сиденье собственной машины. Впрочем, какая разница. Хруст в шее он помнил отчётливо. Или не всё сделал? Надо было стартовать раньше, и тогда он, возможно, успел бы сдвинуть впередистоящую машину дальше. Нет, вряд ли бы это принципиально что-то изменило. Там была секунда разницы. А толкать с места стоячую машину – это гораздо больше времени… Сполохи начали двигаться, смещаясь в сторону. Выходит, что этот тоннель ещё и не прямой, а петляет? А может это вообще лабиринт, из которого выходят только самые умные, которые сумели не заблудиться и выйти… Куда? В рай? А как же по делам твоим?

Но в этот момент до слуха Олега донёсся ещё и какой-то равномерный стук. Два спаренных, промежуток, потом снова два спаренных. А тело ощутило плавное покачивание. Тело? Ощутило? Он где?

– Тронулись, слава те господи. – Раздался в темноте с боку чей-то смутно знакомый голос.

А ему вдруг стало невыносимо душно, он начал задыхаться. Сполох скользнул в сторону, и пропал. Пространство начало погружаться во тьму и Олегу стало невообразимо страшно, потому что он понял, что сейчас может снова умереть, и на этот раз по-настоящему или навсегда. Он рванулся вперёд, жадно хватая раскрытым ртом воздух… И сел.

– Что с вами, Ляксандра Васильич?

Олег повернул голову и разглядел в блуждающих бликах света чью-то вихрастую голову. "Васька" – мелькнуло в сознании. Внутри шевельнулось что-то тёплое по отношению к этому человеку. И тут же мозг взорвался от нахлынувшей на него информации, эмоций и мыслей. Потому что он явственно осознал, что здесь и сейчас никакой он не Анисимов Олег, а Самсонов Александр. А этот Васька не кто иной, как его денщик, верный соратник и товарищ, который неразлучен с ним ещё с Манчжурии. Его бросило в жар, голова шла кругом, и он с тяжёлым вздохом откинулся назад, кажется на подушку, потому что на осознание того, кто он теперь и как с этим жить, требовалось слишком много сил. Провалялся он так довольно долго, весь покрываясь потом, и даже не в состоянии сфокусировать на чём-то конкретном свои мысли, которые скакали, как взбесившиеся лошади.

– Приснилось чаво? – Заботливо вопрошал Василий. Олег… Или Александр молчал. Потому что с одной стороны он прекрасно помнил, что только что сидел в машине на жаркой московской улице, а теперь… Теперь едет в поезде. И даже знал, куда и почему. И знал, что именно эта жизнь совершенно реальна и настоящая. А всё, что с ним случилось на московской дороге и до того… Сон? Привидевшееся будущее? Что-то слишком детально всё привиделось. Так не бывает. Он помнил слишком много людей из той, московской жизни, чтобы это могло присниться даже самому больному мозгу. Он помнил невероятное количество технических новинок, которыми пользовался там, в будущем или сне, которые даже в голову не приходили современным фантастам. Ну ладно бы одна-две, но столько? А главное, он помнил чувства, оставленные в той жизни. Чувства к женщинам, с которыми был близок, чувства к людям, с которыми его сводила жизнь. Чувства к рано ушедшим родителям. Значит, он спит всё же сейчас. Или бредит. Ведь он попал в аварию! Лежит сейчас наверно в коме, и воображает себе невесть что.