Тарантул
Шрифт:
– До свиданья, товарищи! – обратился он к работающим за своими столами следователям. – Большое вам спасибо за помощь!
29. АМПУЛЫ
Вернувшись из управления милиции, Иван Васильевич спустился в столовую и только здесь почувствовал, как он проголодался. Большинство столиков были свободны. Обедали опоздавшие.
– Иван! Иди сюда.
Оглянувшись, он увидел солидного офицера в морской форме.
– A-а! Костя! Ты когда вернулся?
– Часа полтора назад. Садись.
Устроившись за столиком
– Ну, рассказывай, как путешествовал?
– Долгая история… Поговорим лучше о тебе. Ребята в порядке? Аля и Коля?
– Пока все идет хорошо. В основном распутали. Только что взял одного, а на днях ликвидируем всю банду. Начальство торопит.
– Это правильно. Надо торопиться, Иван. Скоро начнем наступать.
Официантка принесла хлеб, столовый прибор, но пообедать Ивану Васильевичу удалось только через полчаса. В дверях появился взволнованный и запыхавшийся от быстрой ходьбы Маслюков.
– Что-то у нас случилось, – проговорил Иван Васильевич, заметив приближающегося помощника, и, когда тот остановился в двух шагах, спросил: – Ну? Сбежал, что ли?
– Сбежал, товарищ подполковник. Совсем сбежал… на тот свет…
– Что это значит?
– Мертвый…
– Новое дело… Как же так? Да вы успокойтесь, Сергей Кузьмич. Садитесь, – сказал Иван Васильевич и, увидев, что Маслюков покосился в сторону Каратыгина, прибавил: – Можно, можно. Он в курсе дел. Рассказывайте.
– Да мне нечего особенно и рассказывать, товарищ подполковник. Ехали мы молча. Он сидел, забившись в уголок, и только глазами моргал. Все было нормально. А потом… Уже сюда, во двор въехали, он вдруг бряк – и готов. Немного подергался – и всё. Не понимаю… Инфаркт его хватил, что ли…
– Все может быть. Возраст такой, как раз для инфаркта… Врача вызывали?
– Вызывал. Констатировал смерть, но отчего и почему, не говорит. Надо делать вскрытие.
– Неприятность… – задумчиво проговорил Иван Васильевич. – Костя, ты еще тут посидишь?
– А что?
– Попроси, чтобы с обедом подождали. Схожу посмотрю. Не нравится мне эта смерть.
Длинными коридорами прошел Иван Васильевич в здание внутренней тюрьмы. Шарковский лежал в приемной на широкой деревянной скамейке. Первое, что бросилось в глаза, – это посиневшее лицо умершего. Рубашка была расстегнута, и кожа на груди покрылась темно-синими пятнами.
«Что же это такое? – думал Иван Васильевич. – Естественная смерть от инфаркта или самоубийство? Может быть, разговор о Тарантуле привел его в такое состояние, что он не выдержал и отравился. Но когда? Где он взял яд? А может быть, отправляясь в милицию и зная о том, что ему приготовлено, яд принял заранее?»
– Сергей Кузьмич, в боковом кармашке пиджака у него вы смотрели во время обыска?
– Кажется, смотрел…
– Почему «кажется»?
– Не уверен, товарищ подполковник. Во всяком случае, снаружи рукой прощупал, это я помню.
– А не остался ли там какой-нибудь порошок?
– Вряд ли… А вы думаете, что он принял порошок? Не-ет! Этого не может
– В инфаркт я не верю.
– Почему?
– С плохим сердцем в разведке не работают. Тут что-то другое. Вы обратили внимание, какое на него впечатление произвело сообщение о Тарантуле?
– Конечно. Он не знал, что Мальцев и Тарантул одно лицо.
– В том-то и дело. Тут какая-то тайна. И вот, видите, тайна ушла в могилу.
– Мальцев расскажет.
– Он может и не знать… А что, если и Мальцев… – начал было Иван Васильевич и, не договорив, задумался.
– Что будем делать, товарищ подполковник? – спросил Маслюков после того, как Иван Васильевич, нагнувшись к телу, поднял веко и посмотрел глаз.
– Что делать? – машинально переспросил Иван Васильевич, думая о другом. – Явное отравление. Не знаю, почему врач не мог определить сразу…
– Он у нас слишком ученый. Сто раз примеряет и только потом отрежет! – с усмешкой заметил Маслюков.
– Н-да! Что делать? – опять повторил подполковник, не слушая помощника. – Что делать? Пускай тут где-нибудь полежит до завтра…
Назад, в столовую, Иван Васильевич возвращался с тяжелым чувством совершенной им непоправимой ошибки. Что-то, где-то было не предусмотрено, не додумано, и вот результат. Дело осложнялось. Многие предположения, которые должен был подтвердить и уточнить Шарковский, повисли теперь в воздухе. Секрет пластинки остается секретом. Облаву на кладбище придется проводить вслепую. И наконец последняя тайна. Единственным утешением может служить то, что он успел выяснить назначение закрытой шкатулки, найденной при обыске у Лынкиса.
За столиком с Каратыгиным сидел один из его помощников и о чем-то оживленно рассказывал. При виде подполковника он встал и пересел за соседний стол.
– Ну что, Ваня? Действительно инфаркт?
– Какой там к черту инфаркт!.. Отравился цианистым калием. Посинел весь.
– Как же ты не предвидел? Я всегда считал, что ты на два дня вперед заглядываешь…
– Не издевайся, и без того на сердце кошки скребут.
– Ничего, Ваня… Мало ли что в жизни бывает!.. А у меня настроение сейчас великолепное! Исход войны определился…
Подполковник не слушал своего друга. Неожиданная смерть Шарковского спутала все его планы. И чем больше он думал, тем больше росла тревога в душе.
«А что, если он никому не сообщил о вызове в милицию? – размышлял Иван Васильевич. – Что, если он понял и предупредил Мальцева о том, что они в ловушке? Но ведь ловушка еще не захлопнулась и Тарантул на свободе. Значит, он может скрыться. И навряд ли такой человек уйдет просто так… Из мести он оставит после себя память».
И воображение нарисовало Ивану Васильевичу страшную картину. Вот он, не дозвонившись по телефону, отправляется на квартиру к Завьялову, открывает дверь своим ключом и находит два безжизненных трупа… Мишу и Лену. Кожа их, как и у Шарковского, будет покрыта темно-синими пятнами… Укус ядовитого паука! Ведь он не случайно взял себе такое прозвище – Тарантул.