Таро Бафомета
Шрифт:
– - И ты, Жук...
– пробормотал Корсаков, потягиваясь.
– Если с утра не заладится, так и весь день насмарку, а если тебя с утра встретишь, считай, вся неделя пропала.
– - Ладно, может, я-то тебе и нужен, - усмехнулся Жуковицкий, - старый добрый Жучила.
– - Сказки об отборе картин на аукцион "Сотби" будешь рассказывать тем, кто помоложе.
Евгений Жуковицкий, по прозвищу Жук, всю жизнь крутился вокруг художников, оказывая мелкие услуги, чаще фарцовочного плана. В советские времена иногда покупал "по-дружеской" цене, иногда выпрашивал, а случалось просто крал картины молодых и никому еще неизвестных художников.
– - А что, могу и на "Сотби" устроить. Хочешь - обсудим, - Жуковицкий хитро посмотрел на Игоря, - но сейчас о другом. Я бы пару-тройку твоих картин взял. Из старого. Помнишь, у тебя был цикл "Руны и Тела"?
– Жучила облизал толстые губы, погладил двойной подбородок, - есть возможность хорошо заработать - этот твой период на западе помнят. Смотри сам, я второй раз предлагать не буду.
– - Почему именно "Руны и Тела"? У меня с тех пор много нового появилось.
– - А кому ты сейчас интересен, Гарик?
– с обезоруживающей прямотой спросил Жуковицкий, - имя твое помнят по старым работам, а что забыли тебя сам виноват. Так как насчет картин?
– - Не знаю, - уклончиво сказал Корсаков, - из того цикла почти ничего не осталось. Можно, конечно, поглядеть, - если предложит хотя бы по пятьсот - отдам, решил он.
– - Ты же знаешь, я обманывать не стану...
– - Ох, не могу, - Корсаков откинулся на стуле, - ты бы хоть народ не смешил, Жук! Ты еще скажи: честность в отношениях - гарантия долговременного сотрудничества! Сколько ты тогда, в девяносто втором на всех нас наварил?
– - Ну, Гарик, - потупился Жуковицкий, - время такое было: не ты меня объегоришь, так я тебя.
– - Никто тебя, Жучила, объегоривать не собирался. Ребята лучшее отдали. Сука ты, Жук, - подавшись вперед, сказал Корсаков.
Жуковицкий отодвинулся от него и обиженно засопел. Игорь не сомневался, что он не уйдет - не таков был Жучила, не спроста он нашел Игоря и не спроста затеял весь разговор. Так и случилось. Подувшись немного, скорее для вида, Жуковицкий махнул рукой.
– - Ну что ты, как на врага народа ополчился? Я к тебе с хорошим предложением. Хочешь, пойдем, - он огляделся, - ну, хоть в "Прагу". Посидим, обговорим условия.
– - Чего обговаривать? Я себе цену знаю, - пожал плечами Игорь.
– - Какая цена, Гарик? Твоя цена сейчас - банка пива на опохмел.
– Жук откашлялся и заговорил проникновенным голосом, в нужных местах то повышая, то понижая тембр, - тебя давно списали, милый мой, и если я интересуюсь твоей судьбой, так лишь по старой дружбе. Никто из серьезных людей с тобой работать не будет. Художники твоего поколения давно поднялись...
– - С одним из "поднявшихся" я позавчера в милиции ночевал, кстати сказать, - усмехнулся Игорь.
– - Это с Леней-Шестом? Слышал, слышал. Ну, дорогой мой, это не показатель,
– - Слушай, завязывай. Не на трибуне, все-таки, и не у гроба, - попросил Игорь, - давай конкретно: какие картины ты хочешь и почем.
– - Ну, ты так сразу...
– немного сбавил обороты Жуковицкий, - почем, это надо еще решить, мне принципиальное согласие нужно. Подумай хорошенько. Вот еще что: ты помнишь, когда Серега Арефьев помер - картины искали, искали, а не нашли, да! И знаешь, как дело было? Менты, что протокол о смерти составляли, к себе вывезли. Я у них потом оптом все и взял. А Серега вот так же, как ты кочевряжился. Все живого классика из себя строил и что в итоге? Ни себе не помог, ни семье, ни хорошим людям.
– - Ну, ты меня-то не хорони загодя, - сказал Корсаков.
– - Не зарекайся, Гарик. Все под богом ходим. А у тебя, я слышал неприятности.
Игорь насторожился, внимательно разглядывая собеседника. Жуковицкий иногда заходил на Арбат, но Игоря обходил стороной. То ли чтобы глаза лишний раз не мозолить, помятуя о прежних грехах, то ли просто неинтересен ему Корсаков был. А теперь, получается, всех опередить хочет, если что с Игорем случиться...
– - Хорошо, Женя, я подумаю, - сказал Корсаков, делая вид, что задумался над словами Жуковицкого, - работы из того цикла и правда остались, только отдал я их кому-то на хранение. По пьянке отдал, а теперь забыл. Но вспомнить можно. Главное, чтобы стимул был, понимаешь?
– Игорь потер пальцами, будто считая деньги.
– - Все понимаю, Гарик, все отлично понимаю, - с готовностью закивал Жук.
– А чтобы ты мне поверил, что я для тебя стараюсь, могу купить...
– он оглядел выставленные Игорем картины, - ну, хоть вот эту, - ткнув толстым пальцем в портрет Анны, он внимательно посмотрел на Корсакова.
– Хоть и себе в убыток, но помня о старой дружбе, о славных временах, могу заплатить даже пятьдесят долларов США.
– - Пятьсот, - коротко сказал Игорь.
Жуковицкий выпучил глаза.
– - Ты что, родной? Ты с утра-то не принял лишнего на грудь? Пятьсот! Ты сам посмотри: фон неровный, лицо не прописано, да и тетка какая-то стремная - тоску нагоняет. Сто долларов, но это только для тебя.
Корсаков ухмыльнулся: Жучила любил поторговаться, знал в этом толк и любил, когда картину ему уступали не сразу, а именно после долгих споров. Бывало, он даже переплачивал, если художник умел обосновать и красиво изложить претензии на высокую цену. Видимо, Жучиле это было нужно для самоуважения.
– - Я писал эту картину кровью сердца, - Игорь подпустил в голос дрожи, - ночей не спал, не пил, не ел, - он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы жалости к себе.
– И скажу без ложной скромности: картина написана в лучших традициях русской классики. Да любой, кто посмотрит на эту женщину, ощутит в себе нежность, любовь, желание, чтобы она была рядом, - Корсаков метнулся со стула и схватил за рукав проходящего мимо мужика с двумя дорожными сумками, - товарищ, вот скажите, что вы ощущаете, глядя на эту женщину.