Таро Бафомета
Шрифт:
Мужик, шарахнувшийся было в сторону, с интересом пригляделся к картине. Судя по суточной щетине и мятой одежде, это был провинциал, пришедший на Арбат скоротать время до отхода поезда.
– - Вот на эту женщину?
– задумчиво проговорил он.
– - Ну да!
– - Эх, - мужик вздохнул, - да если бы моя Маринка такая была... А то ведь жрет в три горла, зараза. Как порося стала, ей-богу. На кровати, не поверишь, боком сплю - не помещаемся. А кровать у нас широкая - сам ладил...
– - Слыхал?
– Корсаков победно поглядел на Жуковицкого.
– -
– - А ведь раньше такая же была, - не унимался мужик, - пока в невестах ходила. Тоненькая, как березка, глаза, как звездочки...
– - Это же высокая поэзия, Женя!
– Корсаков ковал железо, пока горячо, Ты посмотри, какие у нее глаза, а плечи! А руки...
– - Рук не видно, - быстро сказал Жуковицкий.
– - Но можно представить, как они прекрасны! И за этот шедевр, продавать который для меня все равно, что вырвать сердце, ты жалеешь триста баксов? Корсаков, как бы в смятении перед человеческой жадностью, отступил на шаг, Женя, креста на тебе нет!
– - ...пиво, картошку, блины со сметаной каждый день трескает, продолжал гундеть мужик, - а глазки заплыли. Поросячьи глазки стали...
– - Сто двадцать, но я себе этого не прощу, - категорически заявил Жук, - просто душа у меня болит за тебя. Сто двадцать долларов - все что могу предложить.
– - Холст и краски дороже стоят, - не уступал Корсаков.
– - ...а чай пить садится, так батон белого сожрет, и не хрюкнет!
– - Слушай, мужик, иди-ка ты отсюда, - разом заорали Корсаков и Жуковицкий.
Провинциал, отпрянув, удивленно пожал плечами.
– - Сами же просили портрет оценить, - сказал он с обидой и, покачав головой, двинулся дальше, - ну, москали, не поймешь вас.
– - Короче, Гарик, сто пятьдесят - и все!
По тону Жуковицкого Корсаков понял, что это предел и, горько вздохнув для приличия, согласился.
– - Ну вот, - одобрил Жук, - а то - пятьсот! Ты еще не помер, чтобы такие цены ломить.
Он отсчитал три пятидесятидолларовые бумажки, вручил Игорю, которому вдруг стало жалко картину. Он сам снял ее, упаковал и стал собираться домой.
– - А насчет тех картин - так я зайду на днях, лады? Ты ведь не переехал?
– спросил, осклабившись, Жук.
– - Не переехал. Заходи, - сказал Корсаков, - но уж за них я с тебя семь шкур спущу.
– - Разберемся, - Жуковицкий подал ему мягкую влажную ладонь и потопал к выходу с Арбата.
Значит, он специально на Арбат приехал, чтобы меня найти, глядя ему вслед подумал Корсаков. Ну и черт с ним. Еще Жучилой не хватало голову забивать. Тут другая проблема вырисовывается: сначала он потерял Анну во сне, в том, что во сне он видел именно Анюту Корсаков не сомневался, а теперь и наяву утратил. И хоть это всего лишь портрет, кто знает, может так ему и суждено: терять дорогих сердцу женщин.
Обменяв валюту, Игорь побрел домой.
Как обычно Арбат жил своей жизнью: скучали художники, продавцы шинелей, шапок-ушанок, кокард и прочего добра, оставшегося от Советской
Корсаков заметил милицейский наряд, проверявший документы у лица кавказской национальности, подошел поближе. Дождавшись, когда нацмена отпустили - видно, документы оказались в порядке, он подошел к разочарованным милиционерам.
– - Ребята, у меня тут должок для капитана Немчинова. Передайте, - Игорь протянул руку, как бы для пожатия старшему наряда - щеголеватому лейтенанту, избавился от денег и, кивнув, пошел дальше.
В продуктовом магазине, долго не раздумывая, накупил продуктов: колбасы, хлеба, яиц и кофе. Долго стоял напротив винного отдела. Выпить, не выпить? Прозрачная, как слеза, водка, янтарный коньяк, ликер "Кюрасао", цвета стеклоочистителя... пиво, шампанское, портвейн, виски. На память пришел Жуковицкий: "...еще немного и белую горячку заработаешь". Не дождешься, Жучила! Этот номер мы уже вытаскивали - ничего, кроме похмелья и горьких воспоминаний там нет.
– - Мужчина, ну вы прям, как в музее. Чего на нее смотреть, ее пить надо! Не стесняйтесь, подходите, - подбодрила Игоря молодящаяся продавщица.
– - Не могу, красавица, - вздохнул Корсаков, - язва.
– - То-то облизываешься, как кот на сметану, - посочувствовала продавщица.
Купив двухлитровую бутылку кваса, Игорь, опасаясь что поддастся соблазну, быстро вышел из магазина.
В квартире кто-то был - дверь с лестницы была забаррикадирована. Корсаков наподдал ногой, вызвав за дверью легкую панику: кто-то заметался по квартире, потом в щели показался глаз.
– - Ты что ли, Игорь?
– голос у Владика был сдавленный, испуганный.
– - Я, - подтвердил Корсаков, - открывай. Чего закрылись? Опять трахаетесь?
За дверью загремело. Корсаков втиснулся в образовавшийся проем.
– - Трахаемся... Давай, быстрее, - Владик стоял, согнувшись, держа в руках радиатор парового отопления, - никого чужого не заметил?
Под глазами у него были синяки в пол-лица, нос скособочен, губы превратились в лепешки.
– - Не заметил.
– - Это хорошо, - Владик привалил радиатор к двери, поставил на него еще один.
– А я пришел - тебя нет. Ну, думаю, все...
– - Так ты один? А где шлялся?
– спросил Игорь, проходя в комнату, участковый заходил, тебя спрашивал.
– - Когда?
– - Позавчера. Сказал, что тебя папаша Анюты к ним в отделение приволок.
– - Точно, - кивнул Владик, - они меня отпустили потом, я у приятеля ночевал - боялся сюда показаться, - он подошел к окну, чуть отодвинув фанеру, осмотрел двор.
– - Мог бы и зайти, проведать - я до ночи без памяти провалялся, проворчал Корсаков.
Он разгрузил сумки, принес из чулана электроплитку, сковородку и принялся резать колбасу.