Тарра. Граница бури
Шрифт:
Немного выждав, Водяная Лилия повернула назад и, проехав где-то с треть весы, обнаружила небольшую поляну у устья впадающего в безымянную речку ручья. Прикинув, что она не так уж и рискует, оставляя здесь Льдинку, Нанниэль отправилась посмотреть, что творится на дороге.
Колючие кусты за спиной эльфийки послушно сплели ветки, превратив поляну в леваду, Льдинка тихо и печально заржала, прося вернуться. Нанниэль на мгновенье замедлила шаг, но она и так всю жизнь возвращалась. Пока не осталась одна и не поняла, что это невыносимо.
Когда Лебеди под водительством Снежного Крыла покинули Убежище, Нанниэль
Вздохнув, Водяная Лилия зашагала вперед и вскоре поняла, что Льдинка не так уж и глупа. Ощущение давящей тяжести и обволакивающего сырого холода было отвратительным, но Нанниэль все равно шла, стиснув зубы, по лесу, в котором не было ни птиц, ни насекомых, и к полудню выбралась на небольшую скальную площадку. Внизу виднелась широкая, но неглубокая котловина, посредине которой стояло самое мерзкое сооружение, какое можно себе вообразить. По крайней мере, эльфийке показалось именно так, хотя с точки зрения цвета, пропорций и размера здание было даже красивым. Высокое, с узкими игольчатыми башнями и стрельчатыми окнами, оно словно бы вырастало из клубящейся на дне котловины мглы, почти сливаясь с ней благодаря светлому мрамору стен.
Отвращение и страх гнали вдову Астена прочь от этого гиблого места, но какое-то нездоровое, мучительное любопытство заставляло стоять и смотреть на матовые шпили, которых избегало, казалось, само солнце. И она стояла и смотрела, пока в гнетущей тишине не раздались ритмичные жутковатые звуки, похожие на завывание своры, загоняющей зверя. Нужно было бежать, но Нанниэль, сама не понимая почему, принялась торопливо спускаться, не забыв все же окутать себя отводящим глаза заклятием. Она шла на звук, который все приближался…
Роман спешил. Последнюю задержку он позволил себе у того самого холма, с которого Герика позвала Всадников. О них теперь напоминала лишь причудливая груда оплавленных камней, из которой струился ручей, солоноватый, как слезы или кровь. Темно-лиловые траурные вьюнки, дар Эарите, оплетали черные блестящие камни, Роман добавил к ним белые звездчатые цветы. Большего он сделать не мог, разве что положить жизнь на то, чтобы рогатая тварь издохла окончательно и бесповоротно.
У холма Всадников Роман расстался с резистантами, которые двигались слишком медленно, а Роман торопился в осажденную Кантиску. Теперь, когда из Таяны не ожидалось никакого подвоха, а Тарску сторожил Рэннок, можно было очистить Арцийскую Фронтеру и идти либо на Мунт, либо на помощь Святому граду. Поиски капища Роман потребовал прекратить. Резистантам с Белыми жрецами было не совладать, а оставаться с ними и дальше либер не мог.
Луи рвался в бой, но Рыгор с Романом убедили принца дождаться новостей из Гверганды, Мунта и Кантиски и только потом решать. Они все хлебнули из фляги Рыгора, даже Лупе, и Роман пустил лошадей легким галопом.
Странные все же узоры сплетает судьба… Все начиналось во Фронтере, в ныне не существующем Белом Мосту. Судебный маг Гонтран Куи пытался осудить за Недозволенную магию знахарку Лупе, за нее вступились эландский герцог и эльфийский разведчик. Затем тот же самый Куи, пожертвовав жизнью, спас ведьму, которая вместе с бывшим войтом и арцийским принцем бросила вызов самозваному регенту. Кто бы мог подумать, что Рыгор станет полководцем, а деревенская знахарка в один прекрасный день, возможно, наденет корону? Луи не смущает ни то, что Лупе старше его лет на десять, ни то, что она ему не ровня, хотя Шандера это тоже не волновало. Роман не стал рассказывать Лупе, что Гардани жив, зачем вносить сумятицу в еще одну душу, сейчас она счастлива, и слава Вечным Звездам, ведь счастье людей столь кратко, хотя на войне жизнь может быть еще короче любви.
За Аденой стало не на шутку припекать, но работа на полях кипела. Крестьяне не казались ни напуганными, ни хмурыми, словно по великой реке пролег некий рубеж. Те, кто жил на восточном берегу, предназначались на убой, тех, кому посчастливилось оказаться на западном, до поры до времени не трогали.
Немногочисленные арцийские Хранители по-прежнему были беспечны и беспамятны, но понять, что никакого Осеннего Ужаса вдоль Святой дороги не наблюдалось, эльф все-таки смог. Армия, да, проходила, о ней сдержанно рассказывали трактирщики, пока не решившие, ругать ли им узурпатора Преступившего или восхвалять регента. Годой платил за фураж и вешал мародеров, это арцийцам нравилось. Он был чужаком и сцепился с Церковью, предавшей тарскийца анафеме, — от этого было неуютно, но ненависти и страха Роман не чувствовал. Михай желал правитьимперией, причем долго и успешно, и от харчевни к харчевне уже ползли слухи о том, что и Анхель на самом деле был тарскийцем, как и Циала Благословенная, а как хорошо все обернулось.
Да, тарскиец предпочитал не резать кур, а дождаться яиц, и тем быстрей нужно было с ним покончить, потому что Годой не был Анхелем Светлым. Тот, хоть и послал на смерть друга, победил и правил как человек. Предательство осталось предательством и подлость подлостью, но Арция цела и поныне. Тарскиец же связался с тем, что его не отпустит. Рамиэрль не видел Лошадок, но ему хватило белого младенца и полумертвого Шани. Тот, кто взялся за такое оружие, должен быть уничтожен любой ценой. Вместе с оружием.
Топаз и Перла легко пробирались среди расступавшихся перед ними ветвей — Роман предпочитал ехать лесом, так как на тракте можно было встретить не того, кого хотелось бы, а отводить глаза в стране, где заправляет ройгианец, приручивший «синяков», было бы весьма опрометчиво, даже укрываясь Синей Тенью.
Только бы Кантиска держалась, хотя почему бы ей и не держаться? Стены сложены на совесть, пушек и защитников хватает, хотя найдутся и такие, кто пожелает сдаться. Предательство во все века оставалось главной причиной падения неуязвимых крепостей; хотелось бы верить, что Кантиска окажется исключением.