Тарра. Граница бури
Шрифт:
Рене в последний раз взглянул в тупые и жадные глаза твари и расхохотался. В этот миг они с Гибом стали единым целым, древним и могущественным существом, полным неистовой, первозданной радости. Водяной Конь взвился на дыбы и победно заржал, и ответом ему был грохот океана. Стена воды стремительно неслась вперед — отвесная, увенчанная роскошной клубящейся гривой.
— Вперед! К лагерю…
Гиб сделал чудовищный прыжок и понесся к аккуратно насыпанному валу, с каждым шагом отдаляясь и от ставшего приманкой обреченного преследователя, и от взбесившегося моря. Могильщик же, лишившийся с
Глава 5
2230 год от В. И. 12-й день месяца Медведя
Таяна. Гелань
— Они можуть тут цельный год сидеть, — Рыгор раздумчиво тронул длинные усы, — на такие стены кидаться — лучше сразу в Рысьву вниз башкой…
— А кому они тут мешают? — проявил мудрость Луи. — Пусть их сидят! Гелань наша. Таяна наша. Фронтера тем более наша! Оставим их здесь под присмотром — и в Мунт!
— То було б добро, когда б не було погано, — хмыкнул бывший войт. — Шоб их тут держать, надо и руки, и голову… Иначе они такого понаделают… В замке одних гоблинов тьма, а ще геланьска шелупонь да тарскийцы з ихними подлыми подковырками… К таким только спиной повернися, враз без хвоста останешься…
— Это так, — подтвердил Роман, — но и караулить их мы не можем. Мы нужны в Арции… Конечно, — эльф нахмурился, — есть еще подземные галереи, если их не завалили… Ход Стефана вряд ли знает кто-то, кроме меня и Уррика…
— Дак у чему тогда справа?! — Рыгор приосанился. — Под утро и вдарим. Главное — до замка вломиться…
— Не скажи. Я немного знаю Высокий Замок. Попасть внутрь — еще не значит победить. Нам с бою придется брать каждую лестницу… А если там еще и ройгианцы? Я не уверен, что с ними справлюсь, так что положеньице у нас аховое. Хоть и у них не лучше…
— В любом случае нужно предложить им сдаться, — отчеканил Луи.
— Ты рехнулся, — сплюнул фронтерец, — так ти упырины тоби и согласятся…
— Не согласятся, но там дама. Кодекс Розы нас обязывает.
— А что? — Эльф на мгновение задумался. — Мы должны воевать по-рыцарски. Когда Луи предъявит свои права на корону, он должен быть безупречен… К тому же… К тому же это может и выгореть, если Илана по-прежнему… Короче, предъявим-ка им ультиматум.
— Ну зовсим обалдели. Вас там пулями-то нашпигуют, — постановил недоверчивый Рыгор. — Как того кабана чесноком…
— Насчет пуль не беспокойся, защитить десять человек я пока в состоянии. И… Возьмем с собой наших корбутских друзей.
Рэннок согласился сразу же. Бывший вогораж не хотел крови северян, хоть и полагал ее неизбежной. Юный Грэддок, разумеется, был во всем согласен с приемным дедом и побратимом. Южные орки, поняв раз и навсегда, что Годой и Белые жрецы служат не Изначальным Созидателям, а побежденному теми злу, шли за своими вождями молча и до конца. Если б было нужно, они бы умирали от рук таких же, как и они, горцев и убивали бы сами, пока не взяли бы твердыню, и тогда страшен был бы жребий уцелевших защитников. Но если заблудших удастся вернуть на путь истинный…
Выслушав Рэннока, горные вожди присудили, что разговор нужен. Неожиданно вышла заминка с Кризой, объявившей, что будет сопровождать Рамиэрля. Носящие семерых птиц тысячники переглянулись. Девушке влезать в мужские дела не пристало, но существовал молчаливый уговор: во всем, что касается Кризы, последнее слово остается за Романом. Разумеется, орка добилась своего и, ступая след в след за бардом, с бешено колотящимся сердцем подошла к Нижним Полуденным воротам.
Зная скрывающуюся под немногословностью и нарочитым безразличием к собственной судьбе почти детскую впечатлительность гоблинов, эльф постарался придать себе надлежащий вид. Отказался от презираемых северными орками лошадей. Накинул черный «ночной» плащ. Пошли в ход и похожие на седые волосы стебли, все еще сохранившие шелковистость и блеск. В орлиной лапке, венчающей горский шлем, они выглядели впечатляюще.
— Ты скажи, — в который раз потребовал Рыгор, — точно вас не подстрелят?
— Точно. Идем.
Защитники Высокого Замка не стреляли — возможно, просто хотели подпустить поближе, но эльф предпочел видеть в этом доброе предзнаменование. Сто шагов до ворот. Пятьдесят. Сорок…
Роман шел быстро и уверенно, зная, что за ним легким охотничьим шагом скользит Криза, а чуть подальше плечом к плечу идут Луи и Дьердь Ричи-Гардани. Остановился в десяти шагах от ворот. Поднял руку. Простенькое заклинание, и на раскрытую ладонь садится ласточка — символ мира и у гоблинов, и у таянцев.
…Говорили, что Проклятый мог убедить даже камень. Было ли это уменье сгинувшего мага вложено в черный перстень или же Рамиэрль из Дома Розы овладел искусством уговаривать сам? Он не давил, не угрожал — а просто и спокойно рассказывал о том, что знал сам. О том, что Годой не стоит крови тех, кто за него воюет, что слова регента лживы, а цель — грязна. Эльф говорил о Седом поле и о Ночной Обители, о Стражах Горды и о Нерасцветшей, о Герике, ставшей Эстель Оскорой, и о Рене Аррое, в котором течет кровь Инты.
Об эльфийских родичах Рене, равно как и Михая, Рамиэрль благоразумно умолчал. О победе над Варшани сказал мимоходом, но так, что осажденные поняли: на стороне пришедших не только правда, но и сила.
— Клянусь предвечным Светом, из которого я вышел и в который вернусь, что я сказал правду. Было время, мой народ принес вам немало зла, но те, кто сделал это, покинули Тарру, мы же остались, чтобы исправить то, что еще можно исправить. Клятва, полученная обманным путем, тает, как снег под лучами солнца. Михай Годой лгал, обещая вернуть в мир навсегда ушедшее и оплаканное. Он вернул в мир не благо, но беду.