Тарра. Граница бури
Шрифт:
Горцев Варшани решил с собой не брать. Во-первых, пешим не угнаться за конными, во-вторых, граф не слишком ладил с начальником горцев, неким Урриком, который хоть и пользовался доверием Годоя и герцогини, а может, именно поэтому был созданием крайне неприятным — заносчивым, неразговорчивым и откровенно презирающим и самого Варшани, и его окружение. Вот и пусть гоняет до седьмого пота подошедшее по последнему снегу подкрепление. В Кантиске без гоблинов не обойтись, а с резистантами можно справиться своими силами, да еще и позабавиться!
Лишь одно омрачало завтрашний триумф: спешно покидая Гелань, Варшани
Рыгор, дожевывая на ходу здоровенный шмат хлеба с натертым чесноком салом, любовался на гарцующих черно-красных всадников.
— Красиво, — заметил подошедший Луи, — но нагло. Ох, не знают они, что их ждет!
— Ще ужжжнають, — заверил атаман, спехом заглатывая последний кусок, — а то бачь как разскакалысь… Той, возле оврага, их главный, чи шо?
— Похоже. — Принц присмотрелся и уверенно кивнул. — Точно, главный. Консигна, конь подороже, чем у прочих, и холуев вокруг тьма-тьмущая. Ну что, Рыгор, пошел я гусей дразнить…
— Только осторожно, — пробурчал войт, — не хватало, шоб ты тут башку сложил.
— А вот и нет, — Луи залихватски подмигнул, — я бессмертный! Мне еще нужно тебе Мунт показать, да и вообще столько всего… Куда уж тут умирать!
Законный наследник арцийской короны птицей взлетел в седло, и Атэв кокетливо затанцевал, словно хвастаясь наездником перед другими лошадьми. Тяжелые квадратные щиты, прикрывавшие тыльный выход из лагеря, оттащили в сторону, и кавалеристы цепочкой, стараясь не привлекать раньше времени внимания, начали спускаться по дальней стороне холма.
Рыгор усмехнулся в длинные усы: тарскийцу на дорогущем жеребце удалось поймать медведя? Как бы красавчику, как тому дурню-охотнику, не пришлось кричать, что медведь его не пускает…
Варшани собрался махнуть платком, подавая сигнал к атаке. Не успел. Из-за холма на полном скаку вылетело несколько сот всадников, которые управлялись с конями отнюдь не как взгромоздившиеся на рабочих лошадей мужики! Кавалеристы вихрем пронеслись через позиции тарскийцев, стараясь наделать побольше вреда. Варшани оторопело смотрел, как какой-то молодец в потрепанном арцийском мундире, свалив выстрелом возницу, перескочил на облучок артиллерийской запряжки и угнал пушку из-под носа зазевавшихся канониров, причем его конь как привязанный скакал рядом с хозяином. Не успел граф прийти в себя, как его ждало новое потрясение: несколько сотен таянцев пустили коней в галоп, но отнюдь не для того, чтобы дать отпор врагу. Мало! Мало Михай сворачивал головы геланским нобилям, вот те и предали при первом удобном случае. Когда же в лагере взлетел в воздух весь запас пороха, подожженный чьей-то умелой рукой, превратив в один миг тарскийские пушки в негодный хлам, стало вовсе невесело.
Граф Варшани, с трудом придя в себя, развернул две тысячи на предателей, но те уже мчались к лагерю резистантов, откуда доносились приветственные крики. Ну что ж, прекрасно! Он не только уничтожит лжепринца, но и расправится с изменниками! Восемь сотен кавалеристов не ахти какая потеря.
Луи, сияя темно-синими глазами, обнял высокого темноглазого таянца.
— Как удачно все получилось!
— Неплохо, — тот улыбнулся, — но у Варшани достаточно людей и без нас. Он не отступится.
— Так это же прекрасно, — засмеялся все еще не вышедший из атаки принц, — нужно, чтобы он как следует разозлился.
— В этом можете не сомневаться, — заверил таянец. — Разрешите представиться. Граф Дьердь Ричи-Гардани, к вашим услугам.
— Луи Гаэльзский, — протянул руку принц. — А это — атаман Рыгор Зимный. Знаете, а мы ведь с вами родичи. По женской линии.
— Я должен принести вам свои извинения. — Взгляд Ричи-Гардани вновь стал жестким. — Я дрался у Лаги против вас.
— От же ж! — встрял войт. — Знайшов про що перед дилом балакаты. Не повбывалы один одного у той Лаги, и добре.
— Добре, — улыбнулся и Луи, придавив то нехорошее, что едва не подняло голову. — Могли и повбывать. А тут вы как оказались?
— Нас отослали. Годой сомневался в нашей верности, и в этомя его не виню. О, кажется, полезли!
Тарскийцы действительно полезли. Умело и грамотно рассредоточившись, они охватили холм полукольцом и теперь шли вперед. На мгновение Луи показалось, что время повернуло вспять и он вновь на Лагском поле пытается спасти то, что спасти невозможно.
— От, собачи диты! — Рыгор поудобнее перехватил рукоятку чудовищного цепа, с которым управлялся, как с пушинкой. — Антось! Давай туды два десятка молотил. Пишлы…
У принца отлегло от сердца. Нет, сейчас все совсем не так, как у Лаги. Это не по Арции топают сапожищи гоблинов, это арцийцы пришли в логово к врагу и должны победить. Вот только пусть этот, как его назвал Ричи? Варшани? Ну и имена у этих тарскийцев, да и у таянцев не лучше… Пусть Варшани позабудет обо всем на свете, кроме проклятого холма…
Варшани позабыл, и Луи стало не до рассуждений. Тарскийцы лезли и лезли вперед, их лошади оскальзывались на крови, но и пушки резистантов раскалились и стали бесполезны, так как воды, чтобы охлаждать стволы, взять было неоткуда. Арбалетчики же и лучники не могли остановить атакующих, и вся тяжесть боя легла на плечи крючников и молотил, благо повозки уравнивали в высоте пеших и конных. Луи за последний год повидал всякое, но даже он не представлял, каким страшным оружием окажутся окованные железом цепы. Здоровяки-фронтерцы орудовали ими как заведенные. Могучие мышцы перекатывались под взмокшими рубахами, заваливались на спину сбитые с ног лошади, дробились черепа. Даже в старые времена, когда нобили прикрывали свои драгоценные головы железом, подобные удары надолго выводили бы из строя, теперь головы и вовсе крошились, как гнилые тыквы, а оглушенные кони падали, подминая под себя всадников. Кровь смешивалась с потом и высыхала под жгучим весенним солнцем. Больше всего хотелось пить, но это было недостижимо ни для атакующих, ни для обороняющихся. Люди словно бы обезумели, как будто на жалкой таянской горке сошлись все тропы вселенной и от того, за кем она останется, зависит судьба мира. А может, так оно и было, ведь каждый воин должен быть уверен, что именно его удар, его стойкость и есть та песчинка на весах судеб, от которой зависит победа.