Таточка
Шрифт:
– Сестричка! Подойди, пожалуйста.
Я подошла к солдату, у него была перебинтована голова, в левую ногу попал осколок. Будет ли он ходить?
– Передай, пожалуйста, конвертик моей жене, там написан адрес, не успел отправить… Она должна быть в городе, работала на Кировском.
Я не стала ему говорить, что у меня нет времени, когда мне бегать передавать письма. Единственное, что я могу сделать, это сходить на почту. Но отнимать надежду у бойца нельзя. Семья должна знать, где их защитник.
Смены пролетали незаметно, иногда приходилось задерживаться.
– Мамушка, родная моя, вот увидишь, мы с тобой в следующем году ещё пойдём гулять в сквер, может даже до озёр доедем.
– Ох, Таточка… Старость подкралась незаметно. Кажется, я была совсем недавно молодая… Теперь любуюсь на тебя и молюсь, чтобы твоя молодость продлилась дольше.
Нежные исхудавшие руки, сгорбленная спина, паутинкой исчерченные, когда-то красивые черты лица. Глаза, когда-то были яркие, карие, жгучие, теперь их затянуло дымкой. Но она по-прежнему мягко и с любовью убаюкивала меня своим взглядом. Я смотрела на неё и никак не могла понять, как её родные дети, просто так могли от неё отказаться?
Я присаживаюсь рядом, нежно обнимаю её за плечи, и могу так просидеть вечность. Только была бы она эта вечность. Времени на отдых сейчас совсем нет, хотя хочется иногда с утра просто натянуть на себя одеяло, завыть в голос и остаться там пока всё не закончиться. С утра опять на работу, потом в госпиталь. Боль, крики, стоны больных. А за чертой города наши держат оборону. Нет, я не имею права на слабые мысли. Это как вирус, один начинает скулить, передаётся другому, и вот уже весь город теряет надежду. Нельзя. Мы выживем…
Так я засыпала, ведя внутреннюю борьбу.
Лето подходило к концу. Каждый день на улицах работало радио скрипящее и хрипящее, как старик со смертельным кашлем, несло в каждый дом весть о новых потерях. Новости были неутешительные. Слишком много бойцов ранено, армия не успевала наполняться. Люди с предприятий увольнялись и уходили на фронт, их замещали женщины, оставшиеся в городе. Многие так и не эвакуировались, надеялись на скорейшую победу
Пришло очередное письмо от Алексея. Я конечно не безумно в него влюблена, скорее имею тёплые товарищеские чувства к нему. Но что-то в сердце замирало, когда открывала конверт.
«Дорогая Танюша, здравствуй! Очень хочу тебя увидеть и поцеловать твою нежную руку. Но пока не пускают в город, очень много здесь происходит. Каждый день отбиваемся. Отстреливаю противника с высоты птичьего полёта. Не хочу писать тебе подробностей, тебе и так там хватает забот. Я по-прежнему хочу настоять на том, чтобы ты уезжала из Ленинграда. Знаю, ты упрямая, но вдруг передумаешь. С любовью, Алексей»
Я писала ему в ответ длинные письма. Знала, как тяжело вдали от родного дома, знала, что каждое моё слово придаст ему сил и возможно он вернётся живым. Возможно мы и поженимся… Мама в нём души не чаяла, именно такого она представляла в роли моего мужа – образованного, интеллигентного, доброго и отзывчивого.
Иногда в перерывах от работы я размышляла, что такое истинная любовь… Яркая вспышка или что-то более глубокое. Чувство, измеряемое количеством сердцебиений или это родство душ, которые встречаются в этой жизни, помогая друг другу обрести счастье? Смотря на родителей, я видела, как они едины. Было такое ощущение, что они с самого рождения вместе. Иногда мама не успевала сказать, а папа уже шёл и делал. Или отец сидел задумчивый, видимо озабоченный, какими-то рабочими делами, и мама подходила и тихонько присаживалась к нему, наклоняю голову на плечо. И так они сидели молча, в своём тихом мирке…
Будут ли у меня такие же отношения с Алексеем? Смогу ли я быть такой же мудрой и поддерживающей супругой? В том, что с ним я буду себя чувствовать защищенной и горячо любимой у меня сомнений не было.
От размышлений меня отвлёк шофёр.
– Приехали! Эта последняя на сегодня!
Я схватила свою инкассаторскую сумку и побежала в отделение банка.
Пока заполняла квитанции о получении денег, удалось немного пообщаться с заведующей этого отделения. Обычно она была немногословна, но сегодня видимо надо было с кем-то поделиться.
– Молодая совсем, ты! Как моя дочка! Только вот не сберегла я её… Лежит в роддоме. А дальше что? Как кормить ребёнка будет? Муж её на фронте, а нам теперь и не уехать с малышом…
– Сколько ей лет?
– 23 исполнилось недавно.
– Почему же не сберегли? Мне 19 ещё. А где она рожает? На Фурштатской?
– Ну а где ещё… Он один работает сейчас. Да хоть тридцать, но всё-таки не вовремя.
По её разговору я поняла, что она уже ненавидит этого ребёнка. Этот ещё не родившийся ребёнок, держал её здесь. Удивительное дело – мне казалось, что 23 года это, так много, а вот для этой женщины её дочь была совсем еще ребёнком.
Я забрала деньги, сложила всё в сумку и попрощавшись пошла на выход.
– Деточка, береги себя! Не торопись с этим делом.
Я молча вышла, только бросив на неё недоуменный взгляд. Почему люди так любят давать непрошенные советы. Не знаю, сыграли эти слова роль в моей жизни, или так распорядилась судьба, но я действительно в будущем не стала торопиться, и родила своего первого сына только в 31 год…
Мой родной город Ленинград! Город великих поэтов, зодчих, писателей и художников – ты даже сейчас прекрасен в этой маскировочной сетке. Пускай твои фасады закрыты, многие памятники сняты, пускай над нами нависла горькое время Войны, но мы будем охранять тебя до последней капли крови! Я буду каждого раненого перевязывать, как своего брата, помогать ему скорее восстановиться и набраться сил, чтобы рожденные дети имели право на жизнь, чтобы мои дети не знали этих ужасных дней!