Тату
Шрифт:
В прошлом году мы бродили с ним по Кяхте на сборах молодых офицеров. Он рассказывал о местных достопримечательностях, краеведческом музее и планах на будущее - стать хирургом. Он погиб от снайперской пули при штурме чеченской высотки, по приказу командира вытаскивая раненого солдата. У него должна была родиться дочь.
ДРУГ
С Андреем мы познакомились в Сосновом Бору.
– Привет, док. Говорят, ты бегаешь хорошо?
Я посмотрел на улыбающегося прапорщика в десантной тельняшке, зашедшего ко мне в кабинет во время обеденного перерыва.
– Андреем меня зовут!
– протянул мне руку старший прапорщик, и, не дожидаясь приглашения, присел, - хороший центр у тебя, на пять дисков. Чё слушаешь?
– Наутилус, Вопли, Океан Эльзы.
– Хохол что ли? Я тоже из тех мест. Моя дочь с бывшей в Киеве живут. А мне Эмма Шаплин нравится. Слыхал "Септе ле стеле"? Мощная вещь. Надо будет принести тебе диск. Кофе есть? Я вот тут конфет раздобыл.
– Растворимый только, - ответил я на его скороговорку.
– Давай. С молоком и сахаром. Я вот чё пришёл? В бригаде говорят, что ты профи в беге. У меня мечта с детства. Марафон хочу пробежать. Поможешь?
Через два месяца мы бежали марафон. По пятикилометровому бетонному кругу вокруг жилой зоны закрытого гарнизона, который накануне вечером измерили рулеткой. На старт Андрей пришёл в начищенных берцах, камуфлированных брюках, тельняшке и бандане на голове, которую он приспособил из повязки перевязочной.
– У тебя какой размер?
– Сорок четвертый растоптанный.
– У меня старые асиксы есть. Лучше, чем твои берцы.
– Какой из меня тогда спецназовец? Что я своим бойцам скажу? Инструктор по выживанию бежал марафон в кроссовках... Засмеют.
Мы побежали в тёплое сентябрьское воскресенье, шурша жёлтой листвой осин берёз и обсуждая жизнь, бывших жён и бригадные новости. Короткая бурятская осень длится всего пару недель. Потом до мая наступает зима. Как любили шутить местные: в Забайкалье есть только два времени года. Некоторым это нравилось, они получали здесь квартиры и оставались навсегда. Аббревиатура округа ЗабВО расшифровывалась, как забудь вернуться обратно.
– Я здесь пятый год. Тебе вот повезло, что в ставку попал. Тут и бассейн, и лес есть. Я до этого в Борзе служил, а потом в Кяхте. Песок везде. Зимой не побегаешь. Я вот хочу во французский легион податься, Славка, - продолжил он после паузы, - там, знаешь, нехило платят. Говорят, что сдают экзамен по бегу. За ОФП, стрельбу я не беспокоюсь. Стреляю из всего что можно. Три года заведовал бригадным тиром. Там трофеев... Начиная с первой мировой и заканчивая штатовским.
– А французский?
– Основные фразы я уже выучил. Главное, денег насобирать до Страсбурга. Там ближайший к нам пункт вербовки легионеров.
– Пить не хочешь?
– Нет. Должен насухую.
Андрей разговаривал и разговаривал, что удивляло меня, так как в моей копилке было два десятка марафонов. Я подумал, что, ему, наверное, так легче переносить нагрузку. Но на двадцать втором километре он замолчал. На двадцать пятом остановился.
– Не могу. Натер всё, что можно. Ты беги. Я тебя подожду.
– Собственно мне уже хватит. Я за компанию бежал.
Из его портянок сочилась кровь, когда он их перематывал, и мне было жаль начинающего чудаковатого марафонца.
– Ничего, в следующий раз сделаем. Надо ещё потренироваться пару месяцев, - подбодрил я его.
Действительно, в декабре мы пробежали марафон по заснеженному лесному шоссе. На этот раз он согласился обуть кроссовки, но также бежали впроголодь. Лишь у меня в квартире он попросил воды и сгущёнки с хлебом.
– Ты, не представляешь, Славка, как я счастлив! Мне тридцать пять лет, и я преодолел марафон!
Через год наши пути расходились. Андрей поступил в школу младших офицеров, а меня ждала поездка в Чечню.
– Давай, Славка, что-нибудь замутим в наше последнее воскресенье?
– Предлагаю сверхмарафон. Шесть часов по сопкам. У меня есть маршрут на шестьдесят пять километров. Только надо будет еды с собой взять.
Заснеженные сопки, окультуренная тайга, где редко можно встретить волка, а медведя и подавно. Мы взяли с собой по ножу, булку хлеба и банку сгущёнки и побежали, на ходу глотая чистый снег. Андрей всё так же без умолку болтал, рассказывая армейские байки, технические характеристики автоматов стран мира, правила выживания в тайге и делился планами на будущее.
Через два года я отвозил груз двести из Чечни в Бурею. Заехал к нему на обратном пути. Встретились, посидели, помянули друзей.
– Ну что, Славка, давай-ка пробежимся километров этак двадцать, пока не стемнело?
– Андрей, мы же по бутылке "Бурятии" уже выпили!
– А если война?! Родина не спросит, у тебя: "Сынок, ты трезв или нет?"
Мы бежали по пушистому снегу. Зима в 2002-м щедро осыпала им сопки. Мы падали, спотыкаясь о спрятанные бревна, летели кубарем с пригорков и поднимались, смеялись и радовались, как беспечные дети солнечному дню и тому, что опять мы встретились.
В Чечне мы так и не смогли пробежаться. Тридцать минут в полевом лагере - и восьмёрки разнесли нас по разным местам. Лишь в 2008-м он разыскал меня в столице.
– Меня в госпиталь положили в Пушкино. Туберкулёз позвоночника. ВВК прохожу. Списывают. Уже второй раз списывают за пять лет.
– А первый?
– Вернулся я из командировки в Сосняк, а комбриг построил часть и ни слова о нашей группе. Приказал нам плац красить к приезду командующего. Ну, я и послал его. Он меня в психушку упёк. ВВК приказал проходить.
– А что было-то?
– Гнали нас чехи несколько километров. Взяли мы одного у них. Потом попали в окружение. Чехов сотен пять-шесть. Со мной восемь срочников. Я им приказал ложиться в болото и дышать через соломинки. Те по нам и прошлись. Бойцы от страха в штаны наложили.
– И что с ВВК?
– Леонидыч, ты его помнишь, спросил, на что я жалуюсь? Сказал ему, что сплю плохо, и нога болит. Сделали рентген. Пять осколков и пуля 7,62 в голени. Перевели в хирургию. Пулю вытащили, осколки - нет. Вот, ношу её как амулет вместе с чеченской кокардой. На, дарю!
– положил Андрей пулю и кокарду в виде волчицы на зелёном фоне передо мной на стол.
– Я её с ваххабита снял... Славка, ты не знаешь, марафона никакого нет в Москве или Подмосковье? Что я - зря сюда приехал?! Может, хоть медальку какую дадут.