Тату
Шрифт:
Начал конструировать свой дембельский фотоальбом. И хоть фотографий ещё не было, сам фотоальбом был запланирован на сорок восемь страниц. Он включал в себя аппликации из бархатной бумаги, оттиснённые по канту "золотинкой", перемежающиеся с калькой. Калька передавалась из рук в руки, старательно перерисовывалась, заштриховывалась цветными карандашами и фломастерами. На ней были изображены сцены из армейской жизни в юмористическом контексте. Поверхность фотоальбома отделывалась раскроенной тканью от курсантской шинели, которая отличалась по качеству от солдатской более мягким ворсом и синеватым отливом. Буквы и цифры на лицевую сторону альбома выпиливались
Прапорщик Колесник был достаточно "благосклонен" ко мне, и часто я ходил по пять суток нарядов через день. Как говорили: "Через день на ремень". Так же, как и раньше, когда я спал, он воровал из-под подушки штык-нож. Но заканчивалось сейчас это либо купонами на продукты, которые выдавались нам вместе с денежным довольствием, либо бутылкой водки.
Он питался в солдатской столовой и видел, что я не посещал её. Типичное меню: жареная селёдка на ужин, отварное сало на обед, перловка, "ячка" на завтрак, плюс кофейно-овсяный напиток "Арктика". Всё это щедро приправлено комбижиром, от которого разгоралась изжога (некоторые глотали пепел от сигарет, чтобы справиться с ней).
Как-то в декабре я дежурил на КПП-2. К воротам подошёл мужчина средних лет. Представился начинающим предпринимателем, попросил рабочую команду. Он строил дом на соседней улице. Трактор вырыл котлован для закладки фундамента. Необходимо было вывезти грунт за пределы дома на тележках. Требовалось пять человек. За работу платил пятьдесят рублей. После ужина я нашёл желающих трудиться и лопаты. Решено идти после отбоя. Ближе к самоволке все отказались, сославшись на усталость и возможность ночной проверки.
Бабушка коммерсанта удивилась, увидев меня одного с лопатой. Показала участок, тележку и ушла спать. Дом был большим. Горы свежего грунта грозно возвышались возле котлована. Постепенно работа заладилась. Что придавало мне силы в тот момент? Возможно, просмотренный накануне фильм "Коммунист", где главный герой пилил деревья. Подпевая себе под нос патриотические песни, я перевозил землю.
В шесть утра меня напоили крепким чаем, накормили, дали обещанную купюру, и я довольный ушёл в казарму. На лицах саботажников читалось изумление. Всю неделю я завтракал, обедал и ужинал в офицерской столовой, а воскресенье подарил другу обед на его день рождения в привокзальном ресторане. Зарабатывать подобным образом мне понравилось. Денежное довольствие рядового советской армии четыре рубля в месяц, а на "шабашке" меньше десяти рублей не платили, к тому же работа, как правило, заканчивалась домашним обедом. Так я стал подсобным рабочим: строил, красил, копал огороды, ставил заборы, вывозил цемент. Во взводе нашёл двух проверенных ребят, так как в компании работалось веселее.
Между работой и нарядами дважды побывал в КПЗ (камере предварительного заключения) за "неудовлетворительное несение службы в наряде".
Сначала за невыполнение приказа дежурного по КПП-2. Приказ прапорщика состоял в том, чтобы открыть КПП в шесть утра и осуществлять пропускной режим на улице. Все мои заверения о том, что раньше семи тридцати никто не приходит на службу, ни к чему не привели. А за "разглагольствование" мне объявили пять суток ареста с отбыванием на гауптвахте. Прапорщик был боевым, прошёл Афганистан и пользовался уважением в училище.
Так я впервые очутился в КПЗ. На запястьях щелкнули наручники, разводящий курсант забрал у меня все острые предметы, ремень, и меня посадили в камеру. Я ощутил себя политзаключенным, осужденным без суда и следствия.
Но, в общем, здесь оказалось не так плохо, как я себе представлял. Тёплая чистая комнатка два на три метра, деревянные нары с небольшим изголовьем. По часам кормят и выводят в туалет. Самое главное - работать не заставляют.
Первые трое суток я отсыпался. Потом пришёл прапорщик Колесник и сказал, что во взводе некому наряды нести, так как многие болеют. В казарме я чувствовал себя героем, так как оказаться на "губе" удавалось не каждому солдату. Этим гордились и долго вспоминали.
Второй раз это случилось на первом КПП. Я также нес службу помощником дежурного. Ожидали приход генерала - начальника училища. И что-то не понравилось в моём поведении или во внешнем виде прапорщику - дежурному. Он заметил, что я тайком почитываю Драйзера и между делом проверяю пропуска. Тогда он приказал снять шапку-ушанку и выровнять кокарду. Своей кокарде я придавал большое значение. Так как её изгиб свидетельствовал о том, к какой касте по сроку службы принадлежит солдат. Я сказал, что я уже не дух и ещё не дембель, чтобы носить ровные кокарды. Но услышан им не был.
Моя шапка полетела на землю, и, когда он намеревался наступить на кокарду каблуком, я легонько подтолкнул его в сугроб. Это происходило у стен штаба на глазах начальника училища.
– Пять суток ареста, товарищ рядовой!
– без лишних слов выпалил усатый генерал.
– Есть, пять суток ареста!
– так же сухо ответил я ему.
– Вызовите командира взвода. Пусть пришлёт вам замену и отведёт вас в карцер.
Удалось отсидеть два дня по причине дефицита кадров во взводе (многие болели). Хотя, если быть объективным, восемь дембелей с кроватей не вставали. Они курили, умывались, столовались в постели и выходили лишь в туалет и вечером в каптёрку, чтобы попить пива.
В январе я решил поступать на факультет подготовки врачей Военно-медицинской академии, о котором узнал от бегуна из Белой Церкви.
Внезапно у меня появился выбор. Начальник медицинской службы училища пригласил служить в медпункте, но с условием, что поступать в Военно-медицинскую академию я не стану. Заходя в медпункт к киевскому земляку и однокашнику по медицинскому училищу, я видел, что в свободе он проигрывает мне. Перспектива стать санитарным инструктором не прельщала. К тому же, слова "Ленинград", ВМедА, "Белые ночи" казались загадочными, манящими и отдавали волшебством, так что я отказался от перехода и написал рапорт на поступление в академию. Через неделю меня вызвал замполит училища и сказал, что такого негодяя, как я, не могут отпустить в академию: "чтобы вы ещё там опозорили честь нашего училища". Камнем преткновения оказались мои аресты.
– Почему ты не выполнил боевой приказ боевого прапорщика? У тебя ещё молоко на губах не обсохло, а ты уже рассуждаешь! Если прапорщик простит, - подам рапорт наверх. Нет, - служи у нас до дембеля, - отрезал рыжий краснолицый полковник.
Созвонился с мамой. Она удивилась моему выбору, но поддержала:
– Не поможет, - расскажи о нашей тяжёлой семейной жизни... Я одна, трое детей... Не поможет - поплачь... Не поможет, - перезвони мне... я приеду...
И вот я в мастерской прапорщика. Извинения приняты... и прощение выпрошено.