Тату

Дегтяренко Вячеслав Иванович

Записался в библиотеку училища. Выбор тут хорош: Драйзер, Платонов, Солженицын, Пастернак, много приключений, фантастики, газет и журналов. Есть теперь, чем заниматься, когда стоишь в наряде. Еженедельно я хожу в увольнение. Харьков не очень чистый город. Чувствуется дыхание России. Грязь, мусор и слякоть на улицах, много сломанных, разрушенных и сгоревших домов, есть улицы без освещения и тротуаров. Никогда бы не сказал, что он был столицей Украины. Но сходить есть куда. На первом месте - что ещё осталось в магазинах, на втором - кинотеатры и музеи.

В Рождество Христово провёл шесть часов в Благовещенском Храме.

Послушал литургию, звон колоколов, поставил свечи, помолился. Под конец службы вышел, как пьяный. Последующие три дня болела голова. Размышляю, отчего? Или я надышался ладаном или я где-то согрешил? Но как не грешить в этой армии?

Из неприятностей: нам увеличили количество командиров. В наш взвод пришли ещё два прапорщика. Таким образом, на одного командира приходится два с половиной солдата. А ты знаешь, к чему приводит большое количество руководителей?

Вишнёвая косточка

– Славянка, есть у тебя девушка?
– спросил Ахмет во время чистки автомата.

– Есть, конечно! Ярославой зовут!
– гордо ответил Слава.

– Красивое у неё имя! Покажь фото!

Слава достал из блокнота маленькую помятую чёрно-белую фотокарточку своей девушки и передал Ахмеду. Они служили второй месяц и невольно стали друзьями. Он привык к такому необычному обращению, так как считал его своим другом и тот защищал его от нападок таджиков и киргизов. Ахмед учил его узбекским словам, а Слава - украинским. Было видно, что Ярослава понравилась Ахмеду, так как фотографию он долго и внимательно рассматривал.

– Молоденькая! Она приедет к тебе на присягу?

– Думаю, да. Она живёт с бабушкой, и та обещала отпустить её с моей мамой.

– Сколько ей лет? Вы давно встречаетесь?

– Да, давно, - соврал Слава. Ему хотелось выглядеть взрослым в глазах товарища, и он сказал, что они ровесники, хотя Ярославе было всего шестнадцать и между ними было два года. В восемнадцать лет два года кажутся пропастью в отношениях, разговоре, внешности.

Их познакомили его родители. Слава поначалу сопротивлялся, отнекивался, ссылаясь на тренировки и учёбу. Про себя он считал, что чувства не возникают по желанию извне и должны загораться мгновенно. Маленькая, веснушчатая, с серыми глазами и узкой полоской губ, старомодно одетая - она не вызывала у него симпатию с первого взгляда. Но когда она пришла к ним домой с больным щенком, и он услышал её грамотную начитанную речь, он проникся к ней уважением. Она отличалась от однокурсниц из медицинского училища. Знаниями, кругозором и недетским мышлением.

– Ярослава, давай дружить?

– Давай Слава. Только называй меня Славкой, договорились.

Он был согласен. Необычно, но всё же. После учёбы и вечерней тренировки они, несмело взявшись за руки, гуляли по маленькому городу, где почти все знали друг друга. Кафе, кино, библиотека, шахматный клуб, дрессировочная площадка. Он купила у отчима щенка немецкой овчарки, и Слава давал девушке уроки служебного собаководства. В то же время ей было интересно всё, что и ему, и она проникалась его интересами.

– Знаешь, Славка, меня скоро в армию заберут.

– Знаю, Слава. Я даже знаю, о чём ты сейчас думаешь!

– О чём?

– Я тебя дождусь, и я буду гордиться перед девчонками, что мой парень служит в армии... Поцелуй меня по-настоящему.

Они лежали на декабрьском снегу и смотрели на мерцающие звёзды, и казалось, что кроме них никого больше нет в этом лесу. Лишь ветер иногда проносился между соснами и берёзами.

– Смотри, звезда падает. Давай загадывай желание поскорее. Я уже успела загадать.

– И я.

– И какое?

– Чтобы через два года всё повторилось. Чтобы мы так же лежали здесь и загадывали новые желания.

– И у меня тоже.

Он знал, что подобное бывает только в случаях де жа вю, а значит, не бывает. Знала ли она об этом, он не знал.

Через три дня в родительском доме состоялись проводы. Ярослава пришла в белой блузке и чёрной юбке, с распущенными волосами и неумелым макияжем на лице, но они почти не общались. Друзья, родственники, однокурсники, еда, вино, пожелания - всё смешалось в коктейль для будущего новобранца. Она почти ничего не ела, - лишь пила только домашний компот и молча наблюдала за происходящим. Слегка подвыпивший, он провёл её домой, и пообещал писать.

В феврале объявили день присяги. По случаю праздника солдатам выдали парадную форму, новые сапоги и даже на время чтения текста присяги - настоящий автомат Калашникова.

Два месяца прошло, как он оставил родительский дом, а казалось, что прошла вечность, как он живёт в казарме, где по ночам только и слышны крики старослужащих: "Духи, вешайтесь! Духи, день прошёл! Упал-отжался!"

На присягу приехала мама с младшей сестрой.

– Ярославу не отпустила бабушка. Сказала, что рано ей ещё ездить. И она права. Зато они испекли тебе вкусные пирожки с вишнями. Я сказала, что ты любишь.

– Ещё как люблю, особенно после голодной солдатской пайки. Я тут даже замороженную рябину есть стал.

На втором прикусе от вишнёвой косточки предательски треснул зуб.

– Что ж ты не сказала, что вишня с косточками?

– Видимо одна случайно попала.

Настроение было подпорчено. Зуб вывалился вместе с вишнёвой косточкой. Он не верил в знаки, совпадения и случайности.

Через два месяца Ярослава написала, что он ей противен. Внешне, физически, духовно, что она продала щенка и нашла другого парня. Слёз не было. В соседней роте парень выстрелил себе в рот после письма девушки. Выжил, но остался инвалидом. Ему же надушенное письмо с остатками губной помады показалось девичьей глупостью, как будто наткнулся на глухую стену, в которой нет прохода и обойти нельзя. Через два года в декабре он вернулся из армии. В кителе, расшитом золотой ниткой и красным бархатом, аксельбантами и офицерской фуражке с высокой тульей, со значками "Гвардия" и "Воин-спортсмен" на груди. И первым делом он пошёл к ней домой на улицу имени Марии Лагуновой.

– А Ярослава уехала...
– сказала на пороге её бабушка, - в Канаду к маме и просила её не искать и не беспокоить, молодой человек.

Спортрота

Через два месяца службы офицер с оказией привёз меня в Киев и сдал в спортивный клуб армии. Мне предложили тренера, рассказали о режиме тренировок, нарядах, обязательных построениях и отпустили домой. Бритый наголо, одетый в неудобное для меня обмундирование, держа за спиной вещмешок с деревянной биркой, на которой была выжжена моя фамилия, я ехал домой на родном 321-м автобусе.