Тавистокский институт
Шрифт:
Не приходится удивляться тому, что иррационалистическое фиглярство, представителями которого в области музыки были «футуристы» Лист и Вагнер, в Америке XIX века было встречено прохладно, несмотря на многочисленные попытки перенесения его на американскую почву. Ориентированные на классику американцы продолжали слушать Бетховена и Моцарта, которые в большей мере соответствовали их научным и республиканским устремлениям. Холодное отношение американцев хорошо выразил Марк Твен: «Музыка Вагнера не так плоха, как звучит». Это происходило в то самое время, когда в Европе главный оппонент Вагнера и Листа Иоганнес Брамс — ведущий композитор, продолжавший держаться традиций Бетховена, — уже начинал восприниматься как голос оппозиционного
Один эпизод из истории американской музыки конца XIX века наглядно иллюстрирует природу той проблемы, с которой столкнулись британские «покровители» культуры, пытавшиеся навязать информированной американской аудитории своих европейских клоунов.
В 1892 году чешский композитор Антонин Дворжак прибыл в Нью-Йорк по приглашению основательницы Национальной консерватории Америки Жаннетт Тербер, чтобы на два года занять пост музыкального директора. Дворжак был близким другом Брамса и его главным союзником в борьбе против всколыхнувшей Европу волны оккультизма, напрямую связанной с музыкой Вагнера.
Хотя Дворжак как композитор не мог сравниться с Моцартом или Бетховеном, среди современников он был вторым после Брамса. Его отличала бескомпромиссная преданность тому культурному наследию, которое оставили после себя Бетховен, Шуберт и Шуман. Приезд Дворжака в Новый Свет совпал по времени с назначением на должность руководителя Бостонского симфонического оркестра Артура Никиша, который впоследствии стал учителем величайшего дирижера XX века Вильгельма Фуртвенглера.
Вскоре после прибытия в Нью-Йорк Дворжак вплотную занялся делом превращения Национальной консерватории Америки, которая на тот момент была не более чем музыкальной школой, к тому же плохо организованной, в крупнейший центр обучения музыке в Америке. В частности, чешский композитор заявил, что американская национальная школа музыкальной композиции могла бы на равных соперничать с ведущими европейскими школами — в частности, с той, к которой принадлежали Брамс и он сам, — если бы развила идиому американской народной музыки с позиции передовых методов композиции. Дворжак самолично продемонстрировал такую возможность с помощью ряда произведений, которые стали одними из лучших во всей его творческой карьере, включая симфонию № 9 «Из Нового Света».
Говоря о перспективах американской музыки, Дворжак подчеркнул необходимость участия в этой работе чернокожих музыкантов. В его класс композиции в Национальной консерватории Америки повалили молодые музыканты, черные и белые, и с наиболее талантливыми из них он дополнительно работал частным образом. Особое внимание Дворжака привлек чернокожий музыкант Гарри Берли. Сообщения, появлявшиеся тем временем в нью-йоркских газетах, подтверждали, что Брамс, как и многие другие в Европе, с большим интересом наблюдает за американским экспериментом Дворжака.
Вскоре Дворжак стал подвергаться нападкам со стороны определенных нью-йоркских кругов за отказ капитулировать перед культом Вагнера. Национально ориентированный подход, использованный Дворжаком в Америке, был главным бастионом Брамса и Дворжака в борьбе против соблазнительной магии музыкальных драм Вагнера.
Дворжак неоднократно выступал с призывами к развитию американской классической традиции и в письмах домой жизнерадостно писал: «Мне даже нравится иметь больше врагов. Это делает меня сильнее». Когда же пришло время прощаться с Америкой в 1895 году, Дворжак оставил после себя многообещающую группу молодых композиторов, белых и черных, которые трудились изо всех сил, чтобы поскорее сделать мечту чешского композитора явью.
В кругах, отстаивавших вагнеровское искусство разрушения, этот урок усвоили очень хорошо. После Дворжака ни одному крупному представителю музыкальной традиции, заложенной Бетховеном, не было позволено создавать и укреплять плацдарм классической культуры
Культура «нового средневековья»
К началу XX века олигархические правители Великобритании создали для своих операций политический центр — «Круглый стол». Среди членов этой группы (название для которой взяли из легенд о короле Артуре), помимо ее непосредственных основателей — Джона Рёскина и его наставника Сесиля Родса, — были такие известные персоны, как Бертран Рассел и Герберт Уэллс.
Ничего нового в этом не было. Понемногу формировался целый спектр группировок, призванных решать различные политические и культурные задачи. На основе созданного Рёскином Братства прерафаэлитов протеже Эдварда Бульвер-Литтона Алистер Кроули основал храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари. В этом проекте участвовали поэт-оккультист Уильям Йейтс, французские писатели Малларме и Верлен, а также автор книги «О дивный новый мир» Олдос Хаксли. (Хаксли, протеже Уэллса и близкий друг Игоря Стравинского, с помощью Кроули познакомился с галлюциногенными наркотиками и в 1960—1970-е годы был главным подвижником культуры наркотиков в Великобритании, стремительное распространение которого было обеспечено проектом «МК-УЛЬТРА».) За культом Золотой Зари стояли Дети Солнца — развращенная богема, состоявшая из сыновей и дочерей самой британской знати. В эту группу входили Луи и Эдвина Маунтбеттены, принц Уэльский (будущий король Эдуард VIII), сестры Митфорд (одна из которых стала любовницей Гитлера), агенты разведки Ким Филби и Гай Бёрджесс и Олдос Хаксли.
Члены общины Дети Солнца, название которой связано с египетским культом Солнца, предполагающим поклонение смерти, и легендой об Исиде и Осирисе, в межвоенный период употребляли наркотики, щеголяли богемным образом жизни и гомосексуальными связями.
Еще обращает на себя внимание «Блумсберийский кружок», среди членов которого были экономист Джон Кейнс, его гомосексуальный любовник философ Людвиг Витгенштейн, писатели Леонард и Вирджиния Вулф, Д. Г. Лоуренс и Роджер Фрай.
В атмосфере краха традиционной культуры, порожденной на рубеже веков усилиями всех этих деятелей, возникла антинаучная доктрина «нового средневековья», находившая выражение в трудах Рассела и Уэллса и наиболее подробно описанная в популярном романе Уэллса «Облик грядущего».
Именно из этих кругов вышло движение примитивизма, ставшее отличительным клеймом живописи, музыки и литературы первых двух десятилетий нового века. Примитивизм, восхвалявший якобы первобытные художественные формы, присущие культурам туземцев отсталых колоний, на самом деле был не чем иным, как проявлением арийской расовой доктрины Бульвер-Литтона, — с тем лишь отличием, что героями примитивистов были неарийцы. Характерными для этого течения были кубические портреты Пикассо, балет-оргия Стравинского «Весна священная» (написанный якобы как имитация музыки джунглей) и автоматическое письмо в новелле Гертруды Стайн «Меланкта», где использовалась повторяющаяся техника фиксации слов в стремлении изобразить негров тупыми и примитивными существами с необузданными эмоциями.
Кстати, именно проживавшая в Париже Гертруда Стайн, как никто другой, содействовала координации течения примитивистов в области живописи, литературы и музыки в первые десятилетия XX века, и ее влияние впоследствии распространилось также на чернокожих джазовых музыкантов, расплодившихся в 30-е, 40-е и 50-е годы. В 1905 году Стайн открыла культурный салон; подобные салоны еще с XVIII века служили местом встреч художников, интеллектуалов и авангардистов Европы. Аналогичный салон несколько позже открыла в Гринвич-Виллидже (районе Нью-Йорка) Мейбл Додж — лесбиянка, всю жизнь дружившая с Д. Г. Лоуренсом. В Лондоне неформальным местом встреч для членов «Блумсберийского кружка» стал салон, содержавшийся Оттолайн Моррелл — любовницей Бертрана Рассела.