Таврия
Шрифт:
Валерик кое-что знал об ирригации и стал вполголоса объяснять веселому северянину, в чем тут дело.
— Хочет перевести воду с одного участка парка в другой… Видишь, там гатит, а туда направляет…
— О, ты сразу узнал во мне стрелочника, — услыхав разговор, весело взглянул Мурашко через плечо на Валерика. — Переведу на лесостепь и на питомник… Там у меня все уже кричит — воды!
Обеими руками, по-рабочему, он копался в иле, как в тесте. Ребята принялись ему помогать. Работали охотно, дружно,
— В земской учился? — кивнул Мурашко через некоторое время на кокарду Валерика. — Выгнали? За что же тебя выгнали?
Валерик не стал таиться перед ним, рассказал всю правду.
— Так… Митингуй, значит, всю жизнь, — в сочувственной задумчивости сказал Мурашко, выслушав парня. — Это теперь модно… А на кого же они там свои надежды возлагают? На сынков управляющих? О, немчики им обогатят науку!..
Вода вскоре ринулась в новую канавку, которая до этого была суха. С мелодичным журчанием помчалась все дальше и дальше вдоль стежки, торопясь в тенистую чащу зеленых владений Мурашко. Удовлетворенный результатами работы, садовник вместе с ребятишками весело следил за неудержимым бегом воды.
— А что горит без пламени, а что бежит без повода? — загадал Данько загадку Валерику.
— У нас она здесь на поводке бегает, — улыбнулся Мурашко. — Бежит не куда захочет, а куда арычок ее поведет…
— Ловко придумано, — похвалил Данько. — Но неужели такого ручейка хватит, чтобы весь этот лес напоить?
— Странно, правда? Маленькая какая-то канавка, курица ее перешагнет, а какую силу несет в себе!.. Десятки тысяч ведер в сутки получает парк из таких ручейков… Вот башня перед вами, ребятки… Это — сердце нашего парка, а жилы его — арыки, весь парк пересечен ими… Пульсируют, журчат день и ночь, разнося по всем направлениям животворную влагу… Перестань биться водокачка, и все тут замрет, все сгорит…
— Если бы по всей степи расставить такие водокачки, — замечтался Валерик. — Чтоб люди больше не боялись засухи…
— Водокачки по степи? — внимательно посмотрел на парня Мурашко. — Ой, наверно, штанов не хватит. Другой выход надо искать…
Ударил гонг, ошеломив ребят своим медным грозным гулом. Звал на работу. Сразу пахнуло на них спертым, серным воздухом сараев, заблеяли, как недорезанные, овцы, вынырнул перед глазами плюгавый надсмотрщик с карандашом за ухом…
— Нам надо идти, — сказал Валерик смущенно.
— Погодите… Вы где работаете?
— Мы в сараях, — бодро сказал Данько. — Я, правда, с понедельника иду арбачом в степь к отаре, меня атагас Мануйло берет, а ему, — показал Данько на Валерика, — еще в сараях придется ишачить.
— Что ж вы там делаете? — спросил Мурашко, насторожившись.
— Шерсть перебираем, — покраснел почему-то Валерик.
— Мы бастовали сегодня, — засмеялся Данько. — Там одна девочка в обморок упала!..
— Ах, варвары, — всердцах воскликнул Мурашко. — Я знаю эти амбары… Там не то что девочка, там в жару и взрослый потеряет сознание.
— Обещают с воскресенья на другие работы растыкать…
— Обещают, — задумался Мурашко. — Вот что, хлопцы, не идите вы больше в этот дантов ад…
— Забастовщиками назовут, — снова засмеялся Данько.
— Пусть называют как хотят, — спокойно промолвил садовник. — Но туда вы больше не пойдете. В случае чего я возьму все на себя. Ты, — обратился он к Даньку, — и так имеешь право до понедельника гулять, а тебя, друже, я возьму сюда, себе в помощь… Ладно?
У Валерика уши запылали от счастья.
— Но у меня диплома ведь… нет.
— Кокарду твою с косой и граблями я приму вместо диплома.
Отзвучал гонг. Звал, гнал их к шерсти, а они не пошли. Страшновато и радостно было им оттого, что слыхали и не пошли, остались в саду, где чистый и сладкий воздух, где журчит-поет вода, где зелень, как рута.
Сверкающий, в пятнах солнца, Геркулес дружелюбно улыбался ребяткам и, как бы приветствуя их, принялся еще сильнее раздирать пасть своей металлической гидры.
— Папка! — вдруг зазвенел совсем близко тоненький серебряный голосочек.
Иван Тимофеевич, просветлев, обернулся на голос.
— Я здесь, доченька… Чего тебе?
Из-за кустов жасмина, улыбаясь, выпорхнула девочка лет девяти. С первого взгляда видно было, что растет при матери: чистая, аккуратная, умытая, причесанная…
С бантиком на голове, в крутых кудряшках до плеч, как в золотых пшеничных колосьях… Легкая была, как скрипочка, и Данько, который любил давать людям прозвища, невольно окрестил ее в мыслях Скрипочкой.
— Ну как тебе не стыдно, папка? — щебетала девочка, видимо с материнского голоса. — Опять забыл про обед!.. Вот так всегда у него, — обратилась девочка уже к ребятам как взрослая.
— Подожди, Светланка, ты сначала познакомься с молодыми людьми. Не бойся, не бойся, подай им руку. Это мои коллеги, мы вместе здесь отводку делали.
Первым познакомился Валерик, учтиво назвав себя, а потом тряхнул девочке руку и Данько, который сейчас почему-то назвал себя Данилой.
— Покажи теперь, хозяйка, гостям парк, — посоветовал Иван Тимофеевич, когда церемония знакомства была закончена. — Можете сорок и грачей попугать, пусть хоть половина разлетится… А я пойду, в самом деле, пообедаю… Ты, Валерик, выходи послезавтра прямо сюда, с управляющим я сам поговорю.
Молодые люди остались одни. На некоторое время смущение сковало обоих кавалеров.
— Вы из первой партии, да? — спросила девочка, смело оглядывая ребят.
— Из первой, — ответил Валерик серьезно.