Таящийся ужас 3
Шрифт:
— Кто это вам сказал? — поморщился Родионов.
— Паша. Тот, который убился.
— Он неправильно выразился.
— А как правильно?
— Больница.
— Психбольница?
— Психиатрическая больница.
— А какая разница?
— Звучит более прилично.
— Значит, меня здесь лечат от этого, — Баклагов показал на свою голову.
— Пока мы больше наблюдаем за вами.
— А потом начнете лечить?
— Если возникнет необходимость.
— А кто определит: она возникла или нет?
— Я.
— Итак, вы решите: правильно я мыслю или нет. Вы знаете, как именно надо мыслить, да? Вы знаете, какие мысли правильные?
— Мы позже с вами об этом поговорим, — сказал Родионов. — Не возражаете?
— А если я скажу, что возражаю?
— У меня нет времени сейчас. Я все равно не смогу продолжить с вами беседу, даже если вы будете настаивать на этом.
— Значит, вы определяете продолжительность беседы? Я не имею никакого отношения к этому?
Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул человек в белом халате.
— Заходи, — сказал Родионов. — Мы уже закончили.
Баклагов встал со стула и молча вышел.
— Выручил ты меня, — сказал Родионов человеку в белом халате. — Такой больной попался — почемучка. Не отвяжешься.
— Что у него?
— Похоже, шизофрения.
— А-а, тогда понятно. Философствовать может сколько угодно. Ты гони его — и все дела.
— Для этого ему надо сказать, что он болен и что у меня таких, как он, полсотни.
— Вот и скажи.
— Не могу, — покачал головой Родионов. — Я смотрю ему в глаза — и не могу.
— А ты не смотри. Псих — он и есть псих, как говорит мой сынишка. И разговор с ним должен быть соответствующий.
Свет в палате погасили. Баклагов лежал на спине, вспоминая происшедшее с ним за последние дни. Коля на своей койке ворочался, и в его дыхании чувствовалось что-то нехорошее.
— Толя! — шепотом позвал он.
— Ты меня зовешь? — встрепенулся Баклагов.
— Тебя. — Коля придвинулся поближе. — Я вот что хочу тебе сказать. Я все равно повешусь.
— А жена?
— А что жена?
— Она останется одна?
— Одна. Она дура, Толик.
— Сколько ты с ней прожил?
— Двадцать пять. Нет, погоди… Двадцать шесть.
— С дурой прожил?
— С дурой.
— Так ты сам, значит, дурак, раз жил столько с дурой.
— Наверное, так, — согласился Коля.
— Может, лучше просто развестись?
— А дальше жить как? Жизнь-то не переделаешь теперь.
— Там нет ничего. Только мрак и черви.
— Это ты о чем?
— О смерти.
— Так и здесь то же самое, — сказал Коля. — Какая же разница?
— Здесь ты можешь хоть что-то предпринять, а там от тебя уже ничто не зависит.
— Не хочу я уже ничего. Совсем ничего.
— Мне зачем сказал об этом?
— Не знаю. Подумал, что должен об этом кому-то сказать. А ты мне самая близкая душа получаешься.
— А твой брат, Толик?
— Он вечно меня поучает, как жить. С ним я не могу об этом говорить.
— Я тоже однажды хотел на себя руки наложить, — сказал Баклагов. — Залез в трансформаторную будку и начал хвататься за все железяки подряд — все ждал, пока меня током убьет.
— Ну и как?
— Там, оказывается, электричества не было.
— Почему?
— Авария какая-то произошла, и они к тому времени уже сутки как без света сидели.
Коля рассмеялся в темноте.
— Без света, — сказал он, смеясь. — Сутки. Ну и ну.
Через минуту он затих, и больше они в ту ночь не разговаривали.
Жена пришла к Коле утром следующего дня. Баклагов, прогуливаясь между деревьями, видел их сидящими на лавочке. Падал мелкий снежок, и Баклагов иногда запрокидывал голову. Снежинки падали ему на лицо и медленно таяли. Баклагов блаженно улыбался и закрывал глаза. Иногда он пытался о чем-нибудь думать, но мысли внезапно обрывались, и он не мог вспомнить, о чем они были. Он не сердился, а только тер ладонью лоб и качал головой, усмехаясь. Коля присоединился к нему через час.
— Снег, — сказал Коля. — Ты любишь снегопад?
— Люблю, — кивнул Баклагов.
— Когда я был маленький, у нас такие снегопады были. — Коля мечтательно улыбнулся. — Мы с братом один раз пошли в лес, а там береза стоит, и снег вокруг нее вроде как оттаял. Вот ствол, а вокруг него сантиметра на три — нет снега. Вроде как ствол в шахту опущен. Мы заглянули туда — мама родная! — а до земли метра три! Вот сколько снега!
— И вы не проваливались? — с сомнением спросил Баклагов.
— Проваливались, но только по пояс. И снег такой, знаешь, чистый.
— Да, — сказал Баклагов. — Здорово. Это жена к тебе приходила?
— Жена, — кивнул Коля. — Фрукты принесла.
Ветка дерева вздрогнула над их головами, осыпая их снегом.
— Послушай, — сказал Коля, поеживаясь, — а почему ты меня вчера не стал отговаривать, когда я сказал, что повешусь?
— Почему я должен тебя отговаривать? Ты такой же человек, как и я, и волен сам решать, что тебе делать.