Тайфун в закрытом секторе
Шрифт:
Капитан Кихос еще раз удивился.
— Пресвятая богородица! Значит, ты, комарик, можешь не только жалиться?.. — опираясь на руку Клима, он тяжело поднялся. — Оливарес! Ты останешься на «Аркебузе», приведешь ее в Порт-Ройял. Девчонку и ее брата я заберу с собой, им не место среди твоих головорезов.
— Клим, а как же кресло? — забеспокоилась Ника.
— Не время возиться с ящиком. Да и в лодку не войдет. Поедем с капитаном. Потом придумаем что-нибудь.
— Помоги мне спуститься в лодку, — сказал капитан Кихос. —
В лодке капитана на веслах сидел один гребец. Клим сел рядом, взял второе весло. Подплывая к кораблю, он прочитал название:
— «Санта». Святая, значит. Ну-ну…
Он придержал лестницу, пока капитан Кихос тяжело карабкался наверх. Затем взглянул на Нику.
— Чего ты? — спросила она.
— Пытаюсь сообразить…
— Потом сообразишь, лезь!
— По правилам хорошего тона, спускаясь по лестнице, мужчина, кажется, должен идти впереди женщины. А когда поднимается, то позади, за ней. А вот как здесь, на море?
— Будет тебе, соблюдать этикет. На мне же не юбка. Придержи лестницу, чтобы не болталась, я полезу вперед.
Сеньор Оливарес с женой занимали на «Санте» две смежные каюты, обставленные тяжелой мебелью, украшенной медными тиснеными накладками. На окнах висели шелковые занавески. Клим удобно устроился на широком табурете, обтянутом цветной кожей. Ника забралась с ногами в кресло. Шпагу она все же держала в руках.
— Вообще-то, — заметил Клим, — это кресло предназначено для мужчин. Женщинам здесь положен табурет.
— Даже так?
— Именно так. Каждая уважающая себя женщина носит не такие штанишки, как на тебе, а — кринолин. Вот этакий! Как бы ты сумела в нем взгромоздиться на кресло?
— Кринолина мне здесь только и не хватало… а может, ты оставишь свое балагурство? Тебе не о чем поговорить серьезно?
— Хорошо, — мирно согласился Клим. — Поговорим серьезно. Подведем, так сказать, итоги. А ты пока отложи в сторону свою шпагу. И чего ты за нее уцепилась, как настоящий мушкетер? Давай, я ее поставлю в угол, вот так… Здесь, у капитана Кихоса, тебя уже никто не тронет. Да и я рядом, и почти в форме, — он потрогал ссадину на лбу. — Это же надо, как меня хлопнуло. Напугалась, наверное?
— Еще бы! Я думала, тебя убило доской.
— Так уж сразу.
— Лежишь, глаза закатил. А я одна.
— Зато потом, кажется, кавалеров вокруг тебя собралось достаточно. Ты не могла бы мне рассказать о своих успехах подробнее?
Он выслушал, поинтересовался деталями.
— Бедный сеньор Оливарес.
— Пожалел?
— А почему бы нет? Сначала ты его шлепнула, потом я.
— А до тебя — его жена.
— Видишь, и все
— Долорес.
— Ну, Долорес. Она предложила тебя в премию своим молодцам?
— Тебе, вижу, смешно?
— Не то чтобы смешно. Скорее — непривычно. У нас, согласись, не принято передовиков производства награждать девушками. И что было дальше?
— Меня разыграли в кости.
— Еще интереснее.
— Тогда я придумала сходить за шпагой.
— Почему не сказала мне?
— А чем бы ты помог? Их там десятка два, все вооруженные. Решила управиться сама. Первый мой жених… он быстро отказался от меня.
— А второй еще быстрее. Я, как увидел твое лицо, вспомнил Петровича. Так и подумал, что парню будет плохо. Ты же убила его.
Ника потупилась.
— Видишь, Клим, он вел себя… неприлично очень. Я так разозлилась до чертиков. Да и на остальных. Ты не представляешь, как они…
— Почему не представляю? Очень даже представляю. Что ты таких скотов в нашем веке не видела?
— Видела, но там они меня не трогали. А эти… да я бы их всех!
— Ну, ну, успокойся.
— Ох, Клим… Что-то я на самом деле здесь злющая стала. Это, наверное, все мои предки виноваты. Поди, пираты были какие, черноморские флибустьеры. Тебе вот хорошо.
— Что ж, мои предки, как думаю, действовали больше молитвой.
— А ты — кулаком. Тебе не стыдно?
— Стыдно, конечно. — Клим погладил суставы пальцев правой руки. — Понимаешь, некогда было молиться-то. Влепила бы тебе пулю эта самая Кармен.
— Долорес.
— Пусть — Долорес. И сеньор Оливарес тоже хорош. Порядочки у них, чуть что, сразу за пистолет.
— Не пора нам уносить ноги, пока целы?
— Надо подумать, как кресло выручить у Оливареса.
— А если там в него кто заберется и ручку повернет?
— И ничего не будет. Ручка-то тоже воображаемая. Это в том случае, если верно все, что я тебе рассказал.
— А у тебя все верно?
— Это я и сам хотел бы знать. Думаю, реальным остается одно: мы с тобой сидим в кресле, в ящике, который плывет где-то у берегов Кубы. Сидим и грезим. А здесь нас нет.
— А там? Если ящик захлестнет волной.
— Генератор, как я полагаю, работает на электрической энергии. Морская вода замкнет схему, генератор выключится, и мы очнемся, только уже в воде.
— Но утонуть, умереть, повредиться здесь нам никак нельзя. Даже в воображении.
— Это я уже поняла. Страшновато, конечно, — век уж очень опасный. Ни тебе «скорой помощи», ни милиции. Месткома — и того нет. А если мы кресло потеряем?
— Тогда так и останемся здесь, — перешел на шутку Клим. — Будем жить. Женимся. Пойдут у нас высококультурные дети, гены, все-таки…
— Гены… женимся… Ты соображаешь, что говоришь?
— А ты соображаешь, что я шучу?
— Шуточки у него…