Тайфун
Шрифт:
Действие романа «Тайфун» происходит в 1959—1960 годах, в переломный момент в жизни вьетнамского крестьянства — создания и укрепления кооперативов. В центре повествования образ молодого, энергичного коммуниста Тиепа, безгранично преданного делу социалистического преобразования жизни. Советскому читателю этот герой, наверное, напомнит Давыдова из «Поднятой целины», книги хорошо знакомой и высоко ценимой во Вьетнаме. Даже чувство Тиепа к обманутой церковниками Нян, воинствующей противнице начинаний народной власти, чувство, которое так и кончается ничем, в чем-то сходно с историей отношений Давыдова и Лушки. Тиеп, как и Давыдов, погибает (это происходит в продолжении этой книги). Но дело, за которое борется вьетнамский коммунист Тиеп, торжествует. И эту победу добра над злом символизирует крах диверсанта Лыка, засланного сюда, на Север, марионетками, обосновавшимися на Юге страны. Борьба с силами реакции, которую ведет Тиеп и его соратники, чрезвычайно трудна и сложна. В
Все было направлено на то, чтобы размыть фундамент народной власти, лишить ее поддержки масс. Причем происходило это под аккомпанемент бряцания оружием с Юга и истошных криков о «походе на Север».
Роман пользуется заслуженным успехом во Вьетнаме, он переиздавался, по нему был создан художественный фильм. Наших читателей наверное привлечет духовная красота героев, их мужество, настойчивость и в то же время трезвость мышления, умение правильно оценить обстановку, — примером тому будет коммунист Тиеп. Многих заинтересует необычный мир далекой, жаркой страны на берегу океана, где живет и трудится дружественный нам вьетнамский народ.
В этом романе писатель сравнивает революционные силы широких масс, неодолимость социалистического будущего страны с неудержимым натиском тайфуна, который не только ломает и выкорчевывает гнилые деревья, но и несет полям живительную влагу. И недаром на последних страницах этой книги кадровый работник-коммунист Тиеп говорит своему товарищу:
«Вот тогда… и приходит к людям вера в себя… Эта новая вера в человека — могущественная сила, остановить ее, как и тайфун, невозможно…»
Н. Никулин
ТАЙФУН
Роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Был вечер. По песчаной дороге мимо рисовых долей, окружавших селение Сангоай, шагали юноша и девушка. Они шли вместе от самого рынка Сачунг, что находился в четырех километрах от их деревни, и могли давно уже быть дома, если бы избрали кратчайший путь через оросительный канал — для пешеходов там был мостик. Но молодые люди, видимо, не спешили и, несмотря на то, что идти по песку было нелегко, не чувствовали усталости. Не замечая тяжелой ноши на равномерно поскрипывавших в такт их шагам коромыслах, они вели нескончаемый разговор. Веселый смех то и дело врывался в наступавшую ночь.
В небе уже взошла молодая луна и осветила землю неярким светом. Она напоминала перезрелый желтый банан, который кто-то подвесил в западной стороне неба. Во мраке, белесоватом от молочной дымки луны, тонкие узкие листья бамбука, похожие на острые пики, с тихим шелестом раскачивались под легким южным ветерком. Показались соломенные крыши низких хижин, стоявших на берегу моря. Дома выступали из зелени, словно черепахи, спешащие скрыться и убрать в ночную тьму свои горбатые панцири. В отдалении шпили местной церкви упирались как будто в самое небо. Резко пахли цветы, но сильнее всего был аромат дикой хризантемы, особенно приятный после душного жаркого дня. Веселые лягушки с громким кваканьем прыгали в придорожной траве и по песку, словно радуясь наступавшей прохладе и вечерней росе. В быстро сгущавшейся темноте уже мелькали светляки и, прочертив световую траекторию, исчезали в черных кустах. Сколько раз юноша и девушка ходили вместе по этой дороге? Они не могли бы сосчитать. Годы сменяли друг друга, распускались и отцветали в прудах сиреневые и коричневатые цветы болотной чечевицы, а юноша и девушка носили с рынка Сачунг на бамбуковых коромыслах тяжелые корзины, наполненные калганом, таро [1] , капустой, щавелем и другой зеленью.
1
Калган — пряность; таро — съедобное клубневое растение.
Выонг жил на западной окраине деревни, к северу от его дома стояла хижина Ай. Еще когда Выонг был маленьким и числился в отряде бойскаутов, он, возвращаясь домой из церкви с праздничной мессы, всякий раз приглашал Ай идти вместе. В детстве они делились сластями из баньяна, кунжута, арахиса. Когда же повзрослели, то Выонг, он был крепким парнем, на три года старше Ай, начал помогать девушке носить корзины с рынка, а она всегда ухитрялась сэкономить немного мелочи, чтобы купить ему мандаринов или какую-нибудь безделушку.
Юноша и девушка превратились в молодых людей, и если бы Выонг не был сиротой, он вполне мог бы оказаться зятем дядюшки Кхан Нгиа, отца Ай. Но через год после смерти матери Выонга Ай отдали замуж. А было невесте четырнадцать лет. В здешних местах считалось, что девушка, не вышедшая замуж к восемнадцати-девятнадцати годам, заслуживает насмешки, — ей уже грозит участь старой девы. Закон не препятствовал раннему замужеству. А когда провинцию захватили враги и она стала называться автономной католической, закон превратился просто-напросто в обычай. Мужем Ай был Нионг, племянник местного священника, и родители Ай очень гордились удачей своей младшей дочери. Свадьбу сыграли пышно, торжественно, а на другой день свекровь Ван намочила голову невестки теплой водой, смешанной с золой молодого бамбука, взяла острый нож и чуть ли не под самый корень обрезала ее красивые густые волосы. И это был обычай. Выйдя замуж, девушка должна была забыть о танцах и песнях, проститься с весной и молодостью и со своими девичьими косами. Теперь ей предстояло с раннего утра до позднего вечера работать в доме мужа. Ай плакала три ночи подряд, так что глаза распухли от слез. Под платком она скрыла короткие, ставшие жесткими волосы. С раннего утра и до позднего вечера ей приходилось теперь носить корзины с солью, рисом, несвежей рыбой, вонючим навозом. На ее долю выпала самая черная работа, и немудрено, что на лице Ай застыло скорбное выражение, а это, вместе с короткими торчащими волосами, сделало молодую женщину совсем непривлекательной. Муж Ай был старше жены на шесть лет. Он учился на портного у мастера, державшего лавку на рынке Сачунг. Но Нионг с детства привык бездельничать и скоро связался с темными людишками, целыми днями пропадавшими на рынке.
Рано выйдя замуж, Ай так же рано была брошена мужем. В деревне никто этому не удивлялся, потому что взять в дом жену означало не больше, чем купить свинью или буйвола. Ай горевала над своей судьбой втихомолку. Разве что Выонг мог бы ей посочувствовать, но тот исчез из деревни. Местный богатей не раз угрожал отправить Выонга в солдаты или выдать властям, которые устраивали облавы на молодежь, чтобы пополнить ряды армии. Люди говорили, что Выонг подался в партизанскую зону…
Два года прошло с той поры, когда здесь воцарилась мирная жизнь. Но положение в деревне было настолько неопределенным, что многие жители уехали в южные районы. Когда Выонг вернулся в родные края, деревня почти совсем опустела. Ай осталась, она опять жила в своем доме, волосы у нее отросли, стали такими же густыми и длинными, как прежде. Мать Нионга умерла, и он продал дом и поселился у одной торговки на рынке Сачунг. Непутевым был, непутевым и остался. Ай вела теперь хозяйство со старшей сестрой. Сестры возделывали небольшой участок и подрабатывали чем придется: плетением корзин и рыбацких сетей на продажу или сбором выброшенной на берег рыбы и креветок.
Встретившись снова, и Выонг и Ай с удивлением увидели, что за несколько лет стали совсем другими. Выонг превратился в стройного, красивого широкоплечего парня с открытым мужественным лицом. В его глазах светилось дружелюбие, а когда он улыбался, то показывал ровный ряд белых зубов. Ай была взрослой женщиной. От постоянного пребывания на солнце кожа ее приобрела приятный шоколадный оттенок, но в глазах затаилась грусть…
И вот они шли в деревню, возвращаясь с рынка. Вдруг Выонг положил свою сильную мозолистую руку на плечо молодой женщины. Сквозь материю он ощутил тепло ее тела и почувствовал, что дыхание его сбилось. Внезапный трепет охватил парня. Женщина была давно знакомой ему Ай, но в то же время совсем другой, которую он еще не знал, и эта другая опьяняла его. Ее глаза, голос, улыбка, белые зубы, даже тень досады, пробегавшая по лицу, — все это нравилось Выонгу, вызывало у него радостное возбуждение. И сейчас Выонг замолчал, словно поглупел или потерял дар речи. Ай тоже замерла от смущения и растерянности, в глазах заблестели набежавшие слезы.
— Ты вернулся потому, что потянуло в родные места, или затем, чтобы меня увидеть? — спросила она.
И тут в памяти у обоих всплыла вдруг песня их детства, которую они пели, когда вместе уходили далеко от дома косить траву или пасти буйволов. Обоих переполнила радость. И они услышали эту песню — в деревне какая-то девушка запела ее, но знакомые слова показались им куда более наполненными смыслом, более значительными, чем раньше. Песня была похожа на вздох, когда с трудом сдерживаешь рыдания.