Тайфун
Шрифт:
Однако комитет не проявлял особого усердия. К тому же в приморском крае отношения между кадровыми работниками и народом сложились трудные. Это и понятно: в годы оккупации подполье здесь было слабым, местное население не очень доверяло пришлым людям. К тому же человеческие взаимоотношения порой во многом зависят от бытующих нравов и традиций, от влияния религии. Издавна здесь повелось, что начальник, хотя бы и самый маленький, никогда не сядет за один стол с подчиненным. Рядовой работник комитета, если он из местных, ни за что не выйдет в поле вместе с крестьянами, которых до сих пор, как когда-то, продолжают считать налогоплательщиками. Перед председателем и его женой всякий гнет пояс чуть не до земли и в присутственном месте, и у него дома, и на улице, и даже на рынке. Председателя зовут Тхат, является он в комитет всегда с опозданием. Из всех
Тиеп появился ровно в четыре часа, минута в минуту. На нем была черная застиранная рубашка с коротким рукавом, на голове — выцветшая соломенная шляпа. Армейские брюки, в которых он за годы военной службы отшагал не одну сотню километров, были разукрашены неумелыми заплатками. Тиеп ходил быстро, словно всегда торопился куда-то; взгляд у него сосредоточен, рот упрямо сжат, зато когда улыбается, сразу ясно: парень он хороший, незлобивый.
Тиеп открыл дверь, и давно ожидавшие люди устремились в комнату, вдоль стен которой стояли лавки и табуреты, посредине — небольшой новый стол и, наконец, большой шкаф для бумаг красовался в углу. Вся мебель была некрашеной. На побеленных стенах висели плакаты, похвальные грамоты и лозунг «Будь честным и трудолюбивым, добросовестно служи народу!».
Настроение у Тиепа было скверное, — он не успевал закончить все неотложные дела. Но, увидев перед собой глаза, смотревшие на него с надеждой и ожиданием, Тиеп приветливо поздоровался с посетителями и произнес:
— Прошу садиться. У кого какие дела? Слушаю вас внимательно.
Он принимал от крестьян бумаги, свернутые вчетверо или трубочкой, грязные, пропитанные потом, разворачивал и прочитывал их одну за другой.
— Не волнуйтесь, уважаемые, постараюсь разрешить все ваши трудности. Но должен сказать прямо: на первом месте у нас сейчас производственные вопросы — уборка риса, строительство оросительных каналов, борьба с паводком, сбор овощей.
Посетители переглянулись. Наконец, набравшись смелости, вперед выступил крестьянин по имени Синь.
— Уважаемый господин! Мне нужно для дома принести из леса несколько связок бамбука.
Тиеп отрицательно покачал головой.
— Сейчас главное не это. Сходите в лес после уборки урожая. К тому же рубка бамбука ограничена.
Синь скривился, схватил свое заявление и сунул за пазуху. Получив отказ, он не слишком огорчился: в конце концов, в лесу немало тайных тропинок, ходи хоть ночью, хоть днем, и там не то что бамбук, целые деревья можно срубить.
Следующей была очередь тетушки Лам, которая от нетерпения ерзала на табурете возле окна, ожесточенно двигая челюстями, жевавшими бетель. Она начала бойко:
— Мои дети из города пишут, что попали в трудное положение. Поэтому мне необходимо съездить к ним и помочь!
Тиеп засмеялся.
— Послушай, матушка! Ты прекрасно знаешь, сколько в городе бездельников. Вместо того чтобы помочь государству убрать урожай, они бьют баклуши, слоняясь без толку. Значит, и ты хочешь к таким присоединиться? Здесь, у нас, рис погибает из-за паводка. Вот уберем рис, тогда и съездишь.
Выслушав Тиепа, тетушка Лам сразу как-то сжалась, понурилась, но возражать не стала. И Тиеп уткнулся в бумаги, всем видом показывая, что разговор со старухой окончен. Просмотрев другие заявления, Тиеп снова обратился к посетителям:
— Вот вы двое — вам нужно в больницу? Разрешаю. А ты собрался учиться грамоте? Отпускаю с уборки. А кто хотел навестить больного? Вы? Разрешаю. Ну а всем, кто просит позволения пойти в лес за дровами, отправиться в море ловить рыбу или сходить в другое селение по торговым делам, я должен отказать. Пока не уберем рис, никаких отлучек! Прошу правильно меня понять. Наша волость сталкивается с огромными трудностями именно сейчас, и потому каждый человек на счету. Не уберем рис вовремя, всем будет худо! Урожай — наше общее дело.
Те, кто получил разрешение, вежливо простившись, быстро разошлись, довольные. Но посетители, которым Тиеп отказал, собрались во дворе и, укрывшись в тени, приготовились к терпеливому ожиданию. Однако надежды их были напрасны — Тиеп не любил торговаться и, приняв решение, не менял его.
Оставшись один, он достал из ящика стола толстую бамбуковую трубку, скатал табак и, заложив его в чубук, чиркнул спичку. На его лице, покрытом бусинками пота, появилось задумчивое выражение…
Положение в волости сложилось весьма тревожное. Недавние дожди затопили долину. Если не мобилизовать все население, рис может погибнуть. Сельскохозяйственные кооперативы созданы здесь без году неделя. Как им помочь?! А тут еще бесконечные директивы из центра — почти все срочные да секретные!.. И на каждую изволь отвечать. Самое муторное — это статотчеты: столбец за столбцом заполняй цифрами, которых пока и взять-то неоткуда. Кроме того, волость не выполнила плана мобилизации в армию, недостаточно внимания уделяет многим другим важным вопросам, в том числе борьбе с религиозными пережитками. Нужно безотлагательно провести три собрания, направив на места из комитета полномочных представителей. И уйма разных чрезвычайных происшествий: без разрешения зарезали трех буйволов, а свиней забивают — не счесть, поголовье катастрофически сокращается, крестьяне гонят самогон, кое-где размыло дамбу, защищающую поля от засоления морской водой… За устранение всех этих недостатков и принятие своевременных мер отвечает он, Тиеп, постоянный член волостного комитета, представитель народной власти!.. И ему очень трудно…
За десять лет службы в армии Тиеп грамоту, конечно, не забыл, но во многом поотстал, а тут пришлось ему срочно изучать экономику и многое другое, что нужно кадровому работнику. Волость Сангок числится самой отсталой в уезде, а может, и во всей провинции, но Тиеп с упорством испытанного бойца решительно взялся за организацию кооперативных хозяйств, укрепление дисциплины, повышение сознательности у людей. Вскоре на собственном опыте он убедился, что рубить с плеча, как в армии, здесь нельзя, действовать надо более тонко и осмотрительно! Во-первых, самому следует стать примером на любой крестьянской работе, значит, трудись за троих. Во-вторых, чрезвычайно важно хорошо знать, как люди живут, вовремя проявлять заботу о них, вникать во все мелочи быта, будь то семейные их дела или питание. И в-третьих, не думай о себе, откажись от личной жизни, пока положение во вверенной тебе волости не исправится…
А ведь у Тиепа были когда-то и красивая жена, и маленький сын. Ее звали Ха. Чистая белая кожа, выразительные глаза, густые каштановые волосы делали ее в чем-то похожей на европейскую женщину, и, может быть, поэтому молва называла ее отцом испанского священника по имени Альварес, который исчез из деревни, как только начались беспорядки. Никто не хотел брать Ха в жены, потому что девушка из семьи, где нет законного отца, приносит, как здесь издавна было принято считать, несчастье. И деревня ненавидела Ха. Когда же от туберкулеза умерла ее мать, женщина еще совсем не старая, то к Ха стали относиться хуже, чем к бродячей собаке. Чтобы заработать на чашку риса, Ха бралась за любую работу. У нее не было подруг — деревенским девушкам запрещали даже разговаривать с ней. Ха покорилась судьбе, выросла в атмосфере отчуждения и презрения, как былинка на каменистой дороге, где каждый может ее растоптать.
Тиеп, самый бедный парень в деревне, пожалел Ха и, несмотря на осуждение односельчан, женился на ней. И они полюбили друг друга, и любовь скрашивала им нищенскую жизнь. Вскоре родился сын, Тиеп ушел в освободительную армию, а деревню захватили сайгонские войска. Родив ребенка, Ха стала еще краше. Солдаты не давали ей проходу, выражали готовность помочь одинокой женщине и деньгами, и рисом. А кто был понахальнее, тот по ночам просто ломился к ней в дом. Но все они встречали решительный отпор. Трудности юных лет закалили Ха, а любовь к мужу, ушедшему воевать за справедливость, давала ей силы противостоять всем притязаниям. Но несчастье подстерегало ее: однажды, когда в субботний вечер Ха возвращалась домой из церкви, ее позвал к себе Кхам, тогда уже дослужившийся до капитана, и предложил поступить к нему в услужение. Он сидел в кресле, на нем был длинный золотистого цвета халат — чем не император?! Только внешность неподходящая: сальные, коротко остриженные волосы подчеркивают одутловатость лица; будто черные гусеницы, брови нависли над крохотными, заплывшими, похотливыми глазками. Стены комнаты украшены в беспорядке развешанным оружием — пистолетами, саблями, ружьями. По бокам кресла вытянулись два дюжих охранника. В полной растерянности Ха опустилась на колени, ведь перед нею был священник.