Тайна болезни и смерти Пушкина
Шрифт:
С.А. Соболевскому удалось убедить амбициозного и склонного, как видно из его писем, к некоторой напыщенности Хлюстина в абсурдности всей ситуации. И дело кончилось миром.
Буквально на следующий день после урегулирования конфликта с С.С. Хлюстиным, Пушкин посылает письмо на имя князя Николая Григорьевича Репнина [163] , тон которого не оставляет никаких сомнений, что поэт готов вызвать его на дуэль за якобы нанесенные ему оскорбления:
163
Репнин (Репнин-Волконский) Николай Григорьевич, князь (1778–7.01.1845) – брат Сергея Григорьевича Волконского, участник Отечественной войны, малороссийский генерал-губернатор (1816–1834 гг.), генерал от кавалерии, с 1834 года член Государственного совета. В феврале 1836 года между Пушкиным и Репниным возникла переписка по поводу оскорбительного отзыва от поэте, будто бы исходившего от Репнина. Ответ Репнина исчерпал возникший было инцидент, грозивший перерасти в дуэль.
«Князь!
С сожалением вижу себя вынужденным беспокоить ваше сиятельство; но, как дворянин и отец семейства, я должен блюсти мою честь и то имя, которое оставлю моим детям.
Я не имею чести быть лично
Однако же некий г-н Боголюбов [164] публично повторял оскорбительные для меня отзывы, якобы исходящие от вас. Прошу ваше сиятельство не отказать сообщить мне, как я должен поступить.
Лучше нежели кто-либо я знаю расстояние, отделяющее меня от вас; но вы не только знатный вельможа, но и представитель нашего древнего и подлинного дворянства, к которому и я принадлежу; вы поймете, надеюсь, без труда настоятельную необходимость, заставившую меня поступить таким образом.
С уважением остаюсь вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга
164
Боголюбов Варфоломей Филиппович (ок. 1785–1842) – чиновник Министерства иностранных дел, близкий к С.С. Уварову. Петербургский знакомый Пушкина (1830-е годы). По утверждению Н.И. Куликова, Боголюбов доставал деньги Пушкину, которого попрекали за знакомство с «этим уваровским шпионом-переносчиком». Сплетни Боголюбова были причиной переписки Пушкина с Н.Г. Репниным, чуть не окончившимся дуэлью. Боголюбов подозревался в составлении анонимных писем, приведших к гибели Пушкина.
165
Куликов Николай Иванович (1812–25.04.1891) – поэт, драматург, актер, автор очерка «А.С. Пушкин и П.В. Нащокин», где рассказывает о встречах с Пушкиным в Москве и Петербурге (1830-е годы). Рассказы и анекдоты Куликова о Пушкине малодостоверны в подробностях, хотя и сохранили реальную фактическую основу.
Предыстория событий, предшествующих написанию вышеприведенного обращения к знатному вельможе, брату декабриста С.Г. Волконского, которого Пушкин глубоко уважал, связана с написанием поэтом оды «На выздоровление Лукулла». Ода имела подзаголовок «подражание латинскому», поскольку «героем» ее был римский военачальник Лукулл (ок. 117 – ок. 56 гг. до н. э.), который кроме успехов на военном поприще прославился своим несметным богатством, роскошью и пирами («лукуллов пир»). Это была едкая сатира на министра просвещения, президента Академии наук Сергия Сергеевича Уварова, о чем один из цензоров произведений Пушкина Александр Васильевич Никитенко записал в своем Дневнике: «17 января 1836 <…> Пушкин написал род пасквиля на министра народного просвещения, на которого он очень сердит за то, что тот подвергнул его сочинения общей цензуре. Прежде его сочинения рассматривались в собственной канцелярии государя, который и сам иногда читал их. Так, например, поэма «Медный всадник» им самим не пропущена.
Пасквиль Пушкина называется «Выздоровление Лукулла»: он напечатан в «Московском наблюдателе». Он как-то хвалился, что непременно посадят на гауптвахту кого-нибудь из здешних цензоров, особенно меня, которому не хочет простить за «Анджело». Этой цели он теперь, кажется, достигнет в Москве, ибо пьеса наделала много шуму в городе. Все узнают в ней, как нельзя лучше, Уварова. <…>
20 января. Весь город занят «Выздоровлением Лукулла». Враги Уварова читают пьесу с восхищением, но большинство образованной публики недовольно своим поэтом. В самом деле, Пушкин этим стихотворением не много выиграл в общественном мнении, которым, при всей своей гордости, однако, очень дорожит. Государь через Бенкендорфа приказал сделать ему строгий выговор».
Сатира, законченная Пушкиным в ноябре 1835 года и напечатанная в «Московском наблюдателе», появилась в Петербурге примерно 15–16 января 1836 года и действительно наделала много шума:
На выздоровление Лукулла
(подражание латинскому)
Поводим для написания скандальной оды послужили следующие обстоятельства. Осенью 1835 года, находясь в своем воронежском имении, тяжело заболел один из богатейших людей России, владелец 200 тысяч крепостных, 600 тысяч десятин земли, в том числе имений – Кусково и Останкино, а также дворца в Петербурге – так называемого Фонтанного дома, молодой неженатый граф Дмитрий Николаевич Шереметев. В Петербург, к его многочисленной дворне стекались слухи о тяжелом недуге хозяина. Люди собирались в церквах, служили молебны о его выздоровлении. Наконец, в столицу прискакал и фельдъегерь с известием, что граф на волоске от смерти. Вот тут-то и произошло событие, навсегда скомпрометировавшее Уварова. В качестве родственника умирающего богача (через жену свою, урожденную Разумовскую, по матери Шереметеву) министр, «как ворон, к мертвечине падкой», явился опечатывать дворец Шереметева, хранивший несметные богатства. В те дни, между прочим, один из министров пожаловался на заседании на «скарлатинную лихорадку». «А у вас лихорадка нетерпения», – глядя прямо в глаза Уварову, сказал на это известный острослов граф Литта. Отсюда и строка Пушкина: «знобим стяжанья лихорадкой».
Жадность погубила Уварова: ему бы подождать дальнейших известий, а он не выдержал – поспешил! Спешка, кроме естественного для такого сорта людей хватательного рефлекса, объяснялась еще и тем, что права супруги министра на наследство были более чем сомнительны: родство дальнее, отношения Шереметевых и Разумовских запутанные, Уваров полагал, что чем быстрее начнет он охоту на дичь, тем больше надежды будет ею завладеть… А Шереметев [166] возьми н выздоровей! Скандал вышел ужасающий. Уваров был посрамлен и до появления сатиры Пушкина, а уж после публикации оды на бедную голову С.С. Уварова [167] посыпались убийственные шутки и намеки [168] , тем более что в пушкинской сатире приведены реальные подробности недавних событий из его нечистоплотной жизни.
166
Шереметев Дмитрий Николаевич, граф (3.01.1803–12.09.1871) – правнук фельдмаршала Б.П. Шереметева, владелец крупнейшего в России состояния, меломан; в 1823 г. корнет, 1835 г. ротмистр Кавалергардского полка, флигель-адъютант, впоследствии камергер, гофмейстер. Встречался с Пушкиным в обществе кавалергардов. Тяжелая болезнь Шереметьева в 1835 году и попытка С.С. Уварова, женатого на двоюродной сестре графа, предъявить права на его наследство дали материал для памфлета Пушкина «На выздоровление Лукулла» (1835 год).
167
Уваров Сергий Семенович (15.08.1786–4.09.1855) – с 1818 года президент Академии наук, с марта 1833 управляющий Министерством просвещения, с апреля 1834 года министр, председатель Главного управления цензуры, с 1846 году граф. Автор сочинений по классической филологии и археологии, один из основателей литературного общества «Арзамас» наряду с К.Н. Батюшковым, П.А. Вяземским, В.А. Жуковским, Н.М. Карамзиным, А.И. Тургеневым. В середине марта 1820 года Пушкин читал у Тургенева стихи в присутствии Уварова. Общение Пушкина с Уваровым возобновились по возвращении его из южной ссылки (май 1827 г.), в 1831 году Уваров ходатайствовал перед графом Бенкендорфом об избрании Пушкина «почетным членом своей Академии наук». Восхищался «прекрасными, истинно народными стихами» Пушкина, перевел на французский язык стихотворение Пушкина «Клеветникам России». В декабре 1832 года подал свой голос за избрание Пушкина в члены Российской Академии. Однако, начиная с 1832 года, отношения Пушкина с Уваровым стали портиться, поскольку Уваров по словам Н.И. Греча, «не любивший Пушкина, гордого и не низкопоклонного, оскорбительно отозвался о предках Пушкина, ответом ему явилось стихотворение поэта «Моя родословная». В апреле 1834 года Уваров в качестве министра народного просвещения, приказывает цензуровать произведения Пушкина «на общем основании» и исключает несколько стихов из поэмы «Анджело». С этого времени начинается резкий перелом в их отношениях. В феврале 1835 года Пушкин записывает в дневнике о реакции Уварова на выход «Истории Пугачева»: «Уваров – большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении… Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочинения с одного согласия государя». С опубликованием оды «На выздоровление Лукулла» отношения между Пушкиным и Уваровым приобрели открыто враждебный характрер, Уварову приписывали распространение пасквиля на Пушкина в петербургском великосветском обществе. Пришел в Конюшенскую церковь на отпевание Пушкина «бледный и сам не свой!»
168
Намек на интимные склонности Уварова. Правда, высказывалось предположение, что Тургенев имел в виду увлечение Уварова Гомером, но первая версия все же вернее. Речь идет о противоестественных сексуальных отношениях между Уваровым и его заместителем князем Михаилом Александровичем Дондуков-Корсаковым (1794–1869), высмеянных в известной эпиграмме Пушкина «В академии наук…»: «В академии наук // Заседает князь Дундук. // Говорят не подобает // Дундуку такая честь; // Почему ж он заседает? // Потому что < – > есть». Эпиграмма метила больше в Уварова, чем в ограниченного и невежественного человека, каким был Дондуков-Корсаков.
Первые две строфы описывают, как видим, страдания молодого Шереметева и скорбь близких и врачей. В третьей появляется наследник с сургучной печатью. В четвертой строфе дается этому наследнику характеристика: Он, наследник, нянчил ребятишек своего начальника. Еще в 1824 г., когда Уваров числился по министерству финансов, А.И. Тургенев писал о нем с иронией: «всех кормилиц у Канкрина знает и детям дает кашку»; другой свидетель событий подтверждает: «был характера подлого, ездил к министерше, носил на руках ее детей – словом, подленькими путями прокладывал себе дорогу к почестям»; обрадованный неожиданно свалившимся на него богатством, «наследник Лукулла» клянется не воровать в дальнейшем казенные дрова и не обсчитывать собственную жену.
Все точно: Уваров, вспоминают знавшие его, уже будучи «grand seigneur» (большим господином), особенное имел внимание к «дровам казенным», не гнушаясь их приворовывать. Что касается «обсчета жены», то как же без этого? Ведь все его имущество по существу ей принадлежало: приходилось выкраивать на собственные нужды.
И пятой строфе «богач младой» воскресает, все вокруг ликуют, а приказчик выгоняет ретивого наследника «в толчки». Трудно было унизить Уварова сильнее, чем «толчками приказчика», пусть и поэтически воображенными Пушкиным.
Наконец, шестая строфа, хоть и кажется безобидным пожеланием доброго здоровья Шереметеву, снова уничтожает Уварова. Ведь если «Лукулл» введет в свои чертоги (те самые, что наследник спешил опечатать!) жену-красавицу, то всякие наследственные права Уваровых на этом прекратятся.
Получив в Париже стихотворение Пушкина, А. И. Тургенев написал Вяземскому: «Спасибо переводчику с латинского (жаль, что не с греческого!) Биографическая строфа будет служить эпиграфом всей жизни арзамасца – отступника. Другого бы забыли, но Пушкин заклеймил его бессмертным поношением». Удивительно прозорливое предсказание, которое в точности сбылось!