Тайна чёрного кинжала
Шрифт:
— Чего сидим? Кого ждём? Где моя награда? Лекарство от скуки и депрессии?
Народ поддержал Мороза, и все поспешили наполнить бокалы и рюмки.
Мы говорили тосты, пили, закусывали, шутили. Затем девчонки устроили танцы, и когда зазвучала медленная музыка, Снегурочка неожиданно подошла к Косте.
— Пойдём танцевать? — протянула она ему руку, а он вдруг засмущался и, запинаясь, ответил:
— Д-да. Пойдём.
Всю ночь, пока шли танцы, они танцевали вдвоём.
Дед Мороз оказался компанейским парнем и начальником смены на фабрике, а Снегурочка была его младшей сестрой.
Под
— Лидка! Шалава! Ты что здесь делаешь???
Лида успела поправить мою рубашку и поднялась с кровати.
— Чего разорался, придурок? Зашла посмотреть, как себя курсантики чувствуют, молодые, наблюют ещё.
— Врёшь, сучка! Меня тебе не хватает!?
Раздался звук пощёчины.
— Ах ты, тварь! — Они сцепились друг с другом, а у меня не было сил, чтобы глаза открыть, не то что встрять в их разборки. К тому же вмешиваться в чужие разборки, не зная, муж и жена они или же просто сожители, было бы большой глупостью. Потом они выскочили из комнаты, дверь захлопнулась, но ссора продолжилась в коридоре.
Я заснул, чтобы проснуться в шесть утра. Всё же каждодневные подъёмы в одно время дают о себе знать. Да и мочевой пузырь давил на мой пресс.
По коридору гулял холодный сквозняк, окно в конце коридора было заткнуто подушкой. Кто-то вчера знатно погулял.
Туалет был возле кухни. Заходя в него, я вдруг услышал разговор сидящих на кухне женщин.
— Да, девки, не тот пошёл мужик. Наелись все на халяву, напились и спать на наши кровати завалились. Хоть бы один нормальный непьющий попался. Все в говно! А мне трахаться охота!
Девки согласно заговорили, какие мужики сволочи, а я быстро проскользнул в туалетную комнату.
Глава 8
Зимние каникулы. Вагонные бандиты.
В январе у нас прошла зимняя сессия. Не скажу, что она далась мне легко, отдельные предметы, например, такой, как история КПСС, я никогда не любил.
Зима 1986–1987 годов выдалась снежная, мало того, что нас заставляли гонять как проклятых на лыжах по тому же Лефортовскому парку, так ещё и практически через день приходилось убирать снежные заносы снеговыми лопатами и долбить ломами лёд до самого асфальта. За нашим курсом была закреплена самая гадкая часть территории Военного института: дорога и тротуар от КПП и по прямой метров триста до центрального здания, в котором размещалось всё наше командование. Вот оно и любило драть нашего начальника курса за плохо проявленный героизм курсантов на вверенной земле. Ну а тот, соответственно, драл нас.
Зимние каникулы начинались через два дня после сессии, с 26 января и по 7 февраля. Вот два дня до каникул
И вот я в поезде Москва — Днепропетровск. Вагон пятый, верхняя полка. Вещи закинул на третью полку, а сам лежу на второй. Внизу всё забито вещами моих попутчиков, возвращающихся домой. В эти перестроечные годы по всей стране начал проявляться дефицит самых разных товаров. Только в Москве пока ещё можно было найти нужные вещи в магазинах или с рук. Фарцовка (перепродажа) была под запретом, но всё равно процветала.
А я ехал домой пустой и очень по этому поводу переживал. Сердце начинало выскакивать из груди от мыслей, что завтра утром увижу своих родителей живыми и здоровыми… В прошлой жизни как-то не задумывался, насколько люблю их. А вот когда в 2000 году сначала отец, а потом и мать ушли на небеса, я вдруг остро почувствовал себя сиротой и понял, как мало я их слушал, как много не спросил, а ещё то, что не успел им сказать, как сильно я их люблю…
Продуктов у меня с собой не было, а кушать хотелось, поэтому решил сходить в вагон ресторан. Сюда ходили в основном люди с «длинным рублём». Конечно, откуда взяться большим деньгам у курсанта, но двенадцать рублей в кармане у меня лежали.
В ресторане аншлага не было, только в центре за столиком сидела компания из четырёх крепких мужчин, в которых даже на первый взгляд можно было узнать криминальных типов. Не став акцентировать на них своё внимание, я присел за понравившийся мне второй от дверей столик. Меню лежало передо мной: пять наименований холодных блюд и закусок, три первых блюда и три вторых, кофе и чай. Алкоголя не было, уже вышел указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством», который вошел в историю как «сухой закон», и эта борьба началась. Через пару минут ко мне подошла официантка, она же буфетчица, в белоснежном фартуке и кружевном головном уборе. Взял себе на первое рассольник, на второе картофельное пюре с котлетой, салат «Чайка» из зелёного горошка, колбасы и сыра, заправленным майонезом и чай.
Пока ждал заказ, за соседний с компанией столик подсели двое, невысокий благообразный старичок грузин и молодой русский чернявый парень чуть выше среднего роста, со свёрнутым носом боксёра. Заказывать ничего не стали, перебросились несколькими фразами с одним из мужчин, но из-за стука колёс я услышал только отрывок: «Лох в шестом купе седьмого вагона». Получив какие-то указания, старичок и парень ушли.
Спокойно поев, я расплатился и пошёл в свой вагон. Проходя седьмой купейный вагон, услышал громкий голос с грузинским акцентом:
— Извини, дорогой, ноги старые, мне в третий вагон далеко идти, разреши, присяду немного отдохну.
Глянул в приоткрытую дверь купе и увидел знакомого по вагону-ресторану старичка, а возле окна сидел молодой парень примерно моих лет. Что-то заставило меня остановиться в коридоре возле следующего купе и послушать дальнейший разговор.
— Как тебя зовут, дорогой?
— Александр.
— К родным едешь, Саша?
— Нет, на работу пригласили на Южмаш! — слышно было, с какой гордостью сказал об этом молодой человек.